Михаил Ардышев - Живее всех живых (сборник)

Не выходит у меня из головы та женщина. Как я разволновался! Сначала не понял: сидит по-смешному на полу перед сценой и на меня глядит. Именно на меня, а не сквозь, как обычно. Я опешил, спрашиваю тихо: «Вы меня видите?». Смотрит, рот открыла. Я громче: «Вы меня видите? Слышите?» Машет головой, не слышу, мол.

Я проследил за ней… Сегодня она придёт.

Я лечу к Школе. К скверу, что разбили на её месте к первой годовщине. Сегодня День Школы, придут наши близкие. Всё как обычно, в девятый раз. Мама придёт с Сириной. Уже без папы. Шамиль не придёт, у него зачётная неделя началась.

И придёт та женщина.

Сегодня пасмурно, мрачно, солнца нет. Непонятно, день или ночь. С утра шёл дождь.

Вот и сквер. Наша площадь – Площадь Встречи. Люди. Нас уже ждут. Как всегда. Мне не нужны часы. Метроном у меня в голове. Две минуты, пятнадцать, четырнадцать, … десять секунд. Мы начнём секунда в секунду, как обычно. Если ничего не случится.

Снижаюсь. Мама, Сирина, привет. Простите, мне нужны не вы. Где же?

Вот.

Она стоит у Камня с мужем. Его Сергеем зовут, вчера узнал.

«Здравствуйте, Инга. Меня зовут Руслан».

10

От неожиданности я вздрогнула. Слова прозвучали непосредственно в мозгу. Как в маленьких пуговках-наушниках, совершенно не заглушающих звуки извне и позволяющих слушать музыку, сосредотачиваться на ней, а всё вокруг воспринимать фоном, но не пропускать ничего важного.

Я резко обернулась. Вчерашний безмолвный собеседник висел прямо передо мной. То же мальчишеское лицо. На этот раз удастся поговорить?

«Здравствуй, Руслан», – произнесла я мысленно, не открывая рта. Ощущение было очень странным. Я представила себе строку горящих букв, как в караоке. И просто прочитала слова, гаснущие по мере произнесения. По реакции мальчика поняла, такой способ общения работает.

«Как ты узнал моё имя?»

«Я вчера следил за вами. Слышал ваш разговор во флаере с Витькиным папой. Простите».

«Ты знаешь Витю Борзенко?»

«Конечно». – Лицо пропало, шар остался на месте, но светился пустой матовой поверхностью. Через секунду Руслан вернулся, сфера заколыхалась и спустя мгновенье обрела знакомые очертания. – «Он уже здесь. Вы разве не видите?»

Я посмотрела вокруг. Да, они были здесь. Поднялся ветер. Люди на площади смотрели вверх, не пряча лиц, не кутаясь в одежду. Наоборот, позволяли ветру раздувать плащи, забираться под воротник, трепать волосы на голове. Люди думали, что это делает ветер. И только я видела правду.

Вокруг каждого человека крутился шар. Как щенок, оставленный один на целый день, и, наконец, дождавшийся хозяина, и мечущийся от радости, готовый раствориться в обожаемом двуногом Боге.

«Вон дядя Юра. И Витька с ним».

Я не узнала Борзенко в гражданской одежде. Это он, когда мы пришли на площадь, стоял в задумчивой позе, раскачиваясь на пятках. Теперь же, как все, задрал голову и замер, лишь волчок-сын кружился вокруг.

Я не могла больше смотреть на эту сцену. К горлу подступил ком.

«Они не видят вас».

«Да. Но вы видите?»

Я кивнула.

«Значит, вы – особенная».

Я смотрела на него, на маленького мальчика, которого нет, которого не существовало ни по каким документам. Чьё тело в могилке давно истлело. Который стал призраком. Привидением, разговаривающим сейчас со мной.

«Значит, вы сможете нам помочь».

Как, Руслан? Как я могу вам помочь? Я, несчастная молодая женщина, которая не смогла стать мамой, не смогла выносить и родить своего ребёнка. Которая обожает детей, но, видно, не достойна такого счастья. Ущербная. Калека.

«Я не могу, Руслан».

Он висит на уровне моего лица. Чей-то сын. Чья-то боль, незаживающая рана.

«Но вы же видите нас. Значит, вы можете. Надо просто сильно-сильно захотеть».

Сильно-сильно захотеть… Я должна. Я смогу.

Я громко крикнула:

– Слушайте, все.

На меня уставились полторы сотни пар глаз. Живые люди, живущие в нашем мире, вот уже девять лет несущие на душе тяжёлый камень. Дети-призраки, застрявшие в пси-измерении и мучающиеся не меньше живых. Все смотрели на меня. Ветер стих. Волчки остановились. Безмолвные фигуры застыли на площади под низким серым небом: человек, шар, человек, шар…

– У меня мало времени. Первый. Юрий Борзенко. Витя рядом с вами, висит справа на уровне вашего лица. Он слушает вас.

Сорокавосьмилетний мужчина с начинающими седеть висками вздрогнул, опасливо посмотрел направо и сбившимся голосом произнёс:

– Витенька.

– Говорите, Юра.

Спасатель прокашлялся.

– Сынок, как ты?

– Он говорит, что очень любит вас. Что не хочет, чтоб вы умирали. Чтоб вы жили долго. И что у него всё хорошо.

У мужчины на скулах заиграли желваки. Голос сорвался.

– Сыночек…

– Он говорит, что мама с ним. У неё тоже всё хорошо.

Юрий резко поднял руку и уткнулся лицом в рукав.

Что-то изменилось на площади. Люди непроизвольно сделали шаг по направлению ко мне. Глаза горели неожиданно мелькнувшей надеждой, глотком воздуха для утопающего, слепой родительской любовью, страшной болью девятилетней выдержки. Господи, мне надо это выдержать.

– Второй. Рындина Ольга. Света здесь, говорите.

Молодая женщина без косметики не выдержала. Сквозь спазмы рыдания только и смогла вымолвить:

– Светочка, родненькая.

Двое мужчин подхватили её под руки…

Площадь опустела. Люди ушли. Мы с Сергеем стояли в окружении светящихся шаров, тесно сбившихся вокруг нас. В ногах была слабость, и муж поддерживал меня. За всё время он не произнёс ни слова, и я была очень благодарна ему за это.

На меня смотрели жадные глаза. Детские глаза. Смотрели, как на воспитательницу в детском саду, как на учительницу в школе.

«Что нам делать?» – спросил Руслан.

Я должна это сделать. Для себя. Для них. Для этих несчастных ребятишек. Я закрыла глаза, собралась с духом.

«Руслан, иди ко мне».

«Куда?»

Я положила руки на живот:

«Сюда».

«А… можно?»

«Иди ко мне, сыночек. Иди к мамочке».

Через мгновенье мой живот засветился мягким тёплым светом, я блаженно улыбнулась.

«Мама, мамочка, как у тебя хорошо!»

Я улыбалась, по щекам катились слёзы.

«Сыночек, маленький мой, ненаглядный …»

Сергей взял меня за руку:

– Инга. Инга!

Я с трудом открыла глаза и посмотрела на него.

– Серёженька, я знаю. Просто дай мне немного побыть с ним. Совсем чуть-чуть. Я знаю, что делаю. Так надо.

Он отпустил мою руку и отвернулся. Я гладила живот руками и кусала губы, пытаясь сдержать слёзы.

«Мама, почему ты плачешь? Ведь нам так хорошо вдвоём?»

«Да, сыночек».