Станислав Лем - Человек с Марса (Сборник)

Воздух прорезала голубая вспышка. Потом чудовищный порыв горячего воздуха отбросил меня к противоположной стене коридора — я почувствовал сильнейший удар по голове и потерял сознание.

Когда я проснулся, было утро. Я лежал в своей комнате, а доктор сидел на моей кровати и раскладывал на одеяле пасьянс.

— Ага! Итак, мы снова живы. Ну, как чувствуем себя? — спросил он, собирая карты.

— Доктор, — с трудом открыл я пересохший рот, — как там? Он снова сбежал?

— Вас интересует не дырка в собственной голове, а только судьба нашего любимчика с Марса? Так, что ли? Нет, не сбежал. Это была его последняя шуточка. Сверло угодило в тот хитроумный механизм, в то квазисердце, и он в своем квазиумирании наделал, ох, наделал дел. Что там творилось, ого-го! Вы, вероятно, этого не видели, да и как могли? — качал головой доктор. — Мы прибежали, коридор полон пыли, штукатурка осыпалась… Ну, думаю, конец нашему репортеру. Двери в камеру почти вырваны, висят на одной петле, помост сломан, их превосходительство марсианин лежат на полу, а дрель, уму непостижимо, расплавлена — ничего от нее не осталось. Инженер утверждает, что в течение минуты температура там держалась на уровне шести-семи тысяч градусов… Как вы себя чувствовали в этой баньке?

— Помню только вспышку и страшный удар по голове, а до того волну кипятка — вероятно, это был воздух.

— Вас спасли двери и то, что вы целиком завернулись в асбестовую дорожку, когда падали. Благодарите Финка: дорожки из асбеста — его идея. Порыв воздуха завернул вас в асбест, как драгоценную покупку, и не стукнись вы слегка головой…

— Как там? — Я вытянул из-под одеяла руку в синяках и дотронулся до головы. Она немного шумела, но была цела. Только узкий бинт пересекал лоб.

— Была дырочка, а как же! — не переставал болтать доктор. — Но шотландцы, ох уж эти шотландцы! У вас крепкие головы, да и похороны тоже обходятся недешево, верно? Ха-ха-ха! — смеялся он. — Так что вы решили еще пожить.

— Послушайте, доктор, Бога ради, что происходит? Что они делают?

— Так, вы вспоминаете Бога, да? А позавчера, когда вы от нас вырывались… Ну, ну, все, молчу, молчу, — добавил он. — Понемногу его разбирают. Металлическое сердце остановилось от удара сверлом. Камера с плазмой уже, вероятно, ждет меня в лаборатории. — Он взглянул на часы. — Я ведь, между нами говоря, врач так себе, в шутку, а в действительности-то я биолог. Биолог по убеждениям, — чуть не пропел он, собираясь уходить.

— Я с вами!

— Да вы сдурели! Лежать! И точка!

Я встал с постели. Ноги были ватные в коленях, в голове немного шумело, но в остальном я чувствовал себя неплохо.

Я быстро оделся, взял доктора под руку, и мы вышли в коридор. Часы показывали десять. Уже или еще?

— Ясно, сейчас будет совещание, — сказал я. — Пойду в библиотеку.

Доктор кивнул и двинулся к лестнице, ведущей в лабораторию. Я спустился лифтом на второй этаж и был там встречен с энтузиазмом.

— Ого! Герой дня! Как вы себя чувствуете?

Я пожимал всем руки. Профессор, улыбнувшись, кивнул мне.

У окна сидел инженер Линдсей. Он был бледен, но каких-либо признаков слабости не проявлял.

— Приветствую друга по несчастью! — сказал он.

Инженер Финк отсутствовал.

— Как дела у нашего гостя? — спросил я.

— Интересные вещи, дорогой мой, интересные. Все идет неплохо. Плазма, похоже, в порядке — в груше наблюдается нормальная пульсация.

— А что с излучением?

— Прекратилось. Сразу же после взрыва. Сейчас он безопасен, как старая пустая консервная банка. — Профессор рассмеялся мелким хохотком. — Теперь план прост: надо изъять все, что связано с генерацией излучения, ликвидировать возможность этих безобразий — потоков огня, кипения воды в пруду, всего этого цирка. А потом постараемся его собрать и начнем с ним болтать.

— Что значит — «болтать»? — удивленно спросил я.

— Ну, как-то он, наверное, нас воспринимает. Поместим его в атмосферу Марса. Думаю, весь шум, который он устраивал, вся эта чехарда явились результатом ядовитого воздействия нашего воздуха, а может, и повышенного земного тяготения.

В этот момент вошел инженер.

— Господа… О, Макмур уже здесь, очень рад. — Он поздоровался со мной. — Господа, перед нами твердый орешек. Коллега, — обратился он к Линдсею, — насколько я понимаю, машина приводится в движение атомной энергией, которую она черпает из небольшого кусочка урана, помещенного в нижней части конуса. Эта энергия в виде электрического тока используется для передвижения, а специальная аппаратура позволяет передавать ее на расстояние в виде тепловой либо магнитной энергии. Эту аппаратуру, я думаю, можно демонтировать, но сама радиоактивность — условие жизни машины. Ликвидировав радиоактивное излучение, мы тем самым остановим функционирование всего устройства, выключим его. Конечно, можно просто ослабить машину, убрав специальные приспособления для усиления энергии, управления и передачи.

Профессор задумался.

— А нельзя ли запустить машину без центральной груши? Я имею в виду запуск стального сердца…

— Попытаюсь, но не уверен. Я не знаю деталей конструкции: эта чертовски сложная машина построена, кстати, совершенно поразительно, совершенно не по-человечески.

— Еще бы, — улыбнулся профессор. — И как же оно выглядит, это совершенно нечеловеческое поразительное устройство?

— Не смейтесь, основные части сменные, но добраться до них невозможно. У меня здесь самый лучший комплект инструментов, о каком только может мечтать техник, и он не справляется. Вместо винтов там очень остроумные соединения. — Инженер вынул из кармана два кусочка металла. — Взгляните, профессор.

Это было что-то вроде двух болтов. Инженер составил их плоскими концами и повернул на сто восемьдесят градусов.

— А теперь попытайтесь разъединить.

Лицо старика покрылось румянцем.

— Что еще за колдовство!

Инженер снова повернул «болты» вокруг длинной оси и легко разъединил их.

— Какая-то разновидность притяжения. В таком положении, — продемонстрировал он, — не действуют никакие силы. Однако если повернуть болты вот так, разорвать их невозможно.

— Невозможно руками, но в тисках… — заметил Фрэйзер.

— У меня уже есть такая пара. Я пробовал, — ответил инженер. — В разрывной машине я подверг их растяжению силой в пятьдесят тысяч килограммов, и они разорвались, но не в месте соприкосновения, а рядом с головкой. Однородный материал лопнул, а место простого соприкосновения выдержало! — Он бросил обломки на стол. — Вот это изобретение! Не надо никаких винтов и гаек, одно движение — и все держится, словно сваренное.