Предупреждение - Владимир Александрович Дараган
— Что за письмо? — заинтересовался Консул.
— Они пишут, что купили грузовик, и надо перегнать его через таможню.
— Ну и что?
— А зачем им грузовик?
Консул забарабанил пальцами по рулю.
— Думаешь, тот самый?
— Почти уверен! И в грузовике проблем с электричеством не будет.
— Если вы про тот грузовик на шоссе, то установки там не было, либо она не работала, работающую я бы почувствовала, — сказала Наташка.
— Я не знаю, как его искать, — Консул опять забарабанил пальцами по рулю.
Я представил чувствительную аппаратуру в кузове грузовика, тряску на дороге, помехи от работающего двигателя… нет, так быть не может.
— Так быть не может, — сказал я Стасу. — Они могли что-то перевозить, но установка стоит в каком-нибудь доме. Скорее всего, в загородном доме, а генератор стоит где-нибудь в сарае.
— Был там сарай! — встрепенулась Наташка. — Там, куда меня утром привезли. Я еще удивилась — посреди газона стоит будка, а от нее провода к дому идут.
Стас посмотрел на Консула, хлопнул его по плечу, повернулся к нам и полез целоваться с Наташкой. «Погнали?» — обратился он ко всем. «Жми на все педали!» — воодушевился Стас. «А мы справимся?» — поинтересовался Консул. «Легко!» — засмеялась Наташка.
И Консул «погнал»! Промелькнула липовая аллея, темные корпуса университета, набережная, унылые дома на Кутузовском.
— А как мы запустим установку? — спросил Стас, ни к кому не обращаясь.
— Там ничего сложного нет, — ответил я.
Я уже начал догадываться, чего именно хотел Трис и как он собирался это сделать. Стас был прав: Трис хотел залезть на вершину новой Вавилонской башни, хотел стать полубогом. Он хотел сходить туда, куда мы сами не стремимся. Он хотел сходить и вернуться. Но вернуться уже другим, вернуться после общения с теми, кто пребывал там сотни и тысячи лет. Узнать то, что недоступно нам, чему нельзя научиться в школе, что невозможно даже представить. Он хотел узнать Великую Тайну, прикосновение к которой так опасно. Стас тысячу раз прав! Мы должны жить, радоваться каждому дню, стараться сделать эту жизнь лучше. И для себя, и для других, а когда придет время, то нам все расскажут. Или не расскажут. Прикосновение к Великой Тайне опасно, нельзя что-то ускорять, идти туда, где тебя еще не ждут.
У меня перед глазами стояла фраза из отчета Стаса: «Чрезвычайно опасными является изучение возможных материальных носителей Суперкомпьютера и попытки вступать с ним в контакт». Трис хотел этого контакта, но его туда не пустили. Вернее, не выпустили. И наказали миллионы людей за его неуклюжую попытку.
Я вспомнил бутылки с водой. Нет, эта вода не может быть частью Суперкомпьютера, она может испариться вместе с любой информацией, которая там была. Да и не может вода в бутылке ничего помнить! Все разговоры про «память структурированной воды» — это для профанов. Тут что-то другое.
Я закрыл глаза и почувствовал удары сосудика в виске. Спокойно, надо сосредоточиться! У меня перед глазами вставали картинки колебаний магнитных полей мозга. Еще вчера я видел эти картинки в лаборатории. Наша память не похожа на память компьютера. У нас в голове все время бегут волны электрических импульсов, и именно они помнят каждый момент нашей жизни. Можно удалить часть нашего мозга, но мы ничего не забудем. Это как в океане! Можно зачерпнуть ведро воды, но это не погасит волны, бушующие на его поверхности.
Сосудик стучал своим молоточком все громче и громче. Я обхватил голову руками, чтобы молоточек стучал немного тише.
Океан! Он не только там, где на глобусе закрашено синим цветом. Через реки, текущие по всем земле, через подводные ручьи и озера он проникает в каждый уголок нашей планеты. И все мы живем около Океана! И лучшего места для Суперкомпьютера придумать нельзя! И волны Океана могут помнить мысли миллиардов людей, живших на нашей земле. Они могут бережно хранить радость рождения детей, улыбки мам, первые шаги, встречи с любимыми, радость любви, горечь расставаний.
Но это не те волны, которые качают корабли и ласковым вечерним прибоем омывают песчаные пляжи. Это не те волны, кольца которых затухают, если мы бросим камень в пруд. Это невидимые электромагнитные волны. Они тоже затухают, но снова образуются. И так до бесконечности. Эти волны могут впитать в себя сонеты Шекспира и музыку Чайковского, картины Леонардо и формулы Эйнштейна. Они могут создать еще более красивые стихи, чарующую музыку, нежнейшие образы и емкие формулы. Но до поры до времени, все это остается в тайне от нас.
В моей голове уже стучал молот! Наташка посмотрела на меня и положила руку на голову. Сразу вдруг стало легче. От ее руки исходило тепло, которое не понравилось молоту, и он стал затихать.
Я вспомнил, как мы с Наташкой сидели на пустынном вечернем пляже и смотрели на желтую воду, раскрашенную опускавшимся солнцем. Наташка вдруг встала, подождала, когда очередная ленивая вечерняя волна подойдет к ней, набрала в ладони воду, смешанную с песком, и опустила туда лицо. «Она пахнет! — сказала она. — Вода пахнет океаном и свежим ветром! Ветер дул далеко отсюда, но вода принесла нам его запах!»
Я не понимал, почему эти невидимые волны Океана не затухают. Я не понимал, каким образом Океан может читать наши мысли. Но я чувствовал, что об этом нельзя думать! Это было запрещено! Как только я начинал представлять себе волны в темной глубине Океана, вместо них мгновенно появлялись виды красного солнца, опускающегося в теплую воду южного моря, или счастливой Наташки с облупленным носом на фоне зеленых пальм.
И неважно, как в волнах Океана живут наши воспоминания. О чем-то они не хотят помнить, как мы не хотим помнить о нелепых и горьких словах, которые в запальчивости говорили своим любимым. Но что-то важное для Океана навечно будет сохранено в его глубинах. Океан всесилен! Он может создать жизнь или убить ее, если она ему не понравится. Мы можем взять часть Океана в ладони или разбрызгать, плескаясь на теплом мелководье, но мы не можем погасить те невидимые волны, несущие память о нас, живых и ушедших.
Мне подумалось, что никогда не замерзающий Океан постоянно следит за нашими мыслями, помнит все детали нашей жизни, но до нашего последнего мига он хранит это в своих бездонных кладовых. В том миг, когда наш земной путь оканчивается, Океан начинает подводить итоги, и мы заново рождаемся в его глубине. Вся наша жизнь, с первого крика и до последнего вздоха, предстанет перед нами яркими картинами, как будто всегда рядом с нами ходил кинооператор, запечатлевая каждый наш шаг. Ничто не будет забыто и ничто не утаится перед тем судом, который устроит для нас Океан.
А как работает эта дьявольская установка? Как Трис хотел заглянуть в тайны Океана? Я чувствовал, что Трис хотел обмануть его, послать ложный сигнал об окончании своего жизненного пути. Трис хотел одной ногой остаться на Земле, а второй ступить в темные воды Океана. А потом вернуться с чем-то неведомым, недоступным нам, тем, кто оставался на Земле. И это не понравилось Океану. Или даже тому, кто создал Океан.
Я очнулся от своих мыслей и посмотрел на Наташку. Она там была, она увидела себя со стороны, она увидела всех, кто жил на нашей Земле. И она сходила туда без шлема и проводов вокруг бутылок. Кто она теперь? Почему она так уверена, что может сходить туда и вернуться? И кто такие те, к кому мы сейчас едем?
И опять перед глазами встала строчка из отчета Стаса: «Чрезвычайно опасным является изучение…».
Пойти и вернуться
Консул включил фары. Дорога мелькала белой разметкой, ветровое стекло было облеплено раздавленными насекомыми, не успевшими улететь с нашего пути.
— А комаров ничто не берет! — сказал Стас.
— А почему
