Юрий Никитин - Имортист

– Начинаю догадываться…

– Китай чересчур безукоризнен… Да, возможно, становлюсь чересчур подозрительным. Но я начинаю бояться Китая! Его огромной мощи. А кого боятся, того начинают ненавидеть. Кого ненавидят, тому вредят. Против того начинают замышлять… Я подозреваю Китай в том, что их имортисты… там, кстати, уже полмиллиона имортистов!.. все равно останутся китайцами. В смысле, в первую очередь китайцами, а уж потом – имортистами.

– Это возможно?

– Разве с коммунизмом не так? – напомнил я. – Это в других странах он интернациональное движение, не признающее рас и наций. Но только не в Китае. В Китае свой коммунизм – китайский.

Лицо Медведева стало наконец обеспокоенным, но Волуев и Мазарин хитро переглянулись, да еще Ростоцкий заулыбался, все трое смотрели на меня с новым выражением удивления, почти и еще чего-то, чему я не стал подыскивать названия. В глазах Волуева прочел, что заокеанского монстра еще не успели похоронить и сплясать на его могиле, это же обмыть надо, а нашему президенту это такая малость, это вчерашний день, он уже планирует, чтобы к планетам и звездам уходили экипажи землян, а не землян и китайцев…

– Да, – согласился Волуев, – США уже не США, как и Россия через десяток-другой лет перестанет быть Россией… ну, там нанотехнологии и успехи генетики создадут из нас единое постобщество, а вот китайцы… гм…

Александра заглянула в кабинет, на лице непонятное выражение, позвала тихонько:

– Господин президент! Можно вас на минутку?

Я сказал с неудовольствием:

– Я очень занят!

– Там у ворот ваша женщина, – ответила она. – Я взяла на себя смелость пропустить ее в Кремль. Не знаю, правильно ли, но сейчас она поднимается… я думаю, по ступенькам. Нет-нет, в ваш рабочий кабинет, не сюда…

Бумаги вывалились из моих ослабевших пальцев, заскользили по льдистой поверхности стола. Во рту появилась горечь, в горле ком, я с трудом просипел:

– Дорогие друзья, начинайте жить и действовать в новом мире… Может быть, даже летосчисление сменим… К постобществу так к постобществу… А я… я отлучусь…

Александра вышла, тихо прикрыв дверь, я почти выбежал следом, стены замелькали по обе стороны, словно я несся подобно метеору, в висках стучит кровь, сами собой складывались слова: ты хочешь все выстроить правильно, рационально, так получи же!.. Да, любовь —это не быстрый секс, это чаще страдания, чем взлеты к звездам, хотя и взлеты… да, взлеты тоже есть, недоступные тем, кто страшится знать что-то выше быстрого секса. Кто боится страданий, тот обходит поля, где бродит любовь, по широкой дуге. Однако я скажу тебе, любительнице детей, самое точное и перепроверенное наблюдение мировой медицины… У пар, поженившихся по любви, а не по каким-то другим, более уважаемым причинам, как то: богатство, карьера, продвижение по службе, тихая жизнь, наследство… так вот у этих пар дети всегда вырастают талантами, гениями! Даже если родились в нищете. Они перекраивают мир, совершают революции, открывают законы мироздания, строят невиданные самолеты или рисуют неслыханные картины… Потому что секс – это инстинкт продления рода, а любовь – самая точнейшая ювелирная подгонка генов, душ или чего-то совсем тонкого, тончайшего, несравнимого с простейшей подгонкой плоти к плоти!

Я опомнился, очутившись в своем кабинете, хотел сесть, не смог, что-то подбросило, я заметался вдоль стены, в голове не прерывается стремительный поток горячих, просто раскаленных мыслей: в природе ничто не возникает случайно или зря!.. Любовь возникла не просто для размножения, а чтобы рождались Лучшие. Те самые, что поведут племя вперед и вверх к звездам. Потому первобытные племена любви еще не знали, она просто не была востребована обществом, главной целью которого просто выжить, распространиться, заселить как можно большую площадь обитания, снова дать многочисленное потомство, заселить не только удобные для жизни долины, но и леса, степи, пустыни…

И только потом природа создала такой дивный инструмент, как любовь, дабы создавать не просто людей, а особых людей, в которых гены создадут некий сплав, некую мутацию, и ребенок будет не простым, а с новыми свойствами, доселе невиданными…

Она будет слушать, приоткрыв от удивления рот и широко распахнув дивные карие глаза. И хотя я нигде не читал такого о любви, эту хрень я сам придумываю на ходу, но почему бы и нет, наверняка так и есть, а я, имортист, действительно изрекаю великие истины уже потому, что кому их изрекать еще, как не тому, кто твердо идет по дороге, ведущей к Богу?

И любви отныне быть, потому что она – необходима для совершенствования вида. Крайне необходима. Еще одна грань на чудесном алмазе имортизма.

Дверь распахнулась, Таня влетела с разбегу, остановилась, глядя счастливыми и в то же время тревожными глазами.

– Ничего не говори, – предупредила она быстро. – Понял? А то ты слишком умный. Бравлин, теперь я знаю, почему нервничала… Почему набросилась тогда. Мол, гад, не поздравил с днем рождения!

– Почему?

Она ответила тихо:

– Теперь смогу оставить Катюшу… У нас с тобой будет ребенок, Бравлин. На всякий случай я прошла тесты. Да, господин президент, если ты готов принять нас двоих…

Я раскрыл объятия, она влетела в них, как голубка, улетающая от ястреба, прячется в гнездо.