Ольга Чигиринская - Мятежный дом

И тут же посмеялся про себя над своей просьбой. Человек, с которым он искал встречи – взрослый дядька, ему уже больше тридцати. Он такой, какой он уже есть – и нет смысла просить у Бога того, чего просить нельзя. Думай о тех, кого ты любишь. Думай о них. Ты лезешь не в свою драку, ты можешь привести к власти человека, который… давай не будем гадать, просто вспомним, что он в жизни сделал и чего НЕ сделал. Загибай пальцы или отгибай, как Ройе – он служил в гражданской администрации на Сунагиси и помогал отбирать у людей кусок бустера – у тебя, у твоих родителей, у твоих братьев и сестер! Ройе намекнул, что он вроде бы помогал Маэде в восстании, но в результате этого восстания люди Сунагиси вообще погибли. Потом он воевал против Империи, а когда вернулся с войны – не стал отстаивать честь своей жены, не стал отбирать ребенка у своей матери, а просто забился под камень, выражая свой протест фигой в кармане. И против тех несправедливостей, которые творятся здесь, он не выступил сам… В лучшем случае он – кто? Добрый и слабый человек, который на Сунагиси получил такой удар по совести, что пошел на войну искать себе смерти, и даже в этом ему не было удачи.

И талантливый. Не забывай, очень талантливый. Но важно ли это? И если да, то почему? Дик попробовал вспомнить, скольких талантливых людей он знал. Бет, конечно. А еще кто? У Бет характер очень… неровный – он у всех талантливых такой, или только у нее?

И правильно ли Дик понял, что Ройе собирается поддержать мятеж? Не только против глав дома Сога – но и против тайсёгуна с его «эбером». И сам Дик в этом случае – не просто посредник в переговорах, а… как называется это на языке дипломатов, кажется – ультиматум? «Вот, на что я готов – ты со мной?»

Может, самое разумное сейчас – это подняться и сделать ноги?

Дик хотел встать, чтобы бросить окурок в утилизатор, но услышал откуда-то сбоку:

– Сиди и не шевелись, боя.

Голос знакомый – все тот же бритоголовый охранник – а тон такой, каким говорят люди с чем-то очень серьезным в руках. Как минимум, с ножом. Дик осторожно под плащом начал продвигать правую руку к флорду – и одновременно скосил глаза, чтобы оценить угрозу.

Бритоголовый охранник сидел на крышке утилизатора и лихорадочно черкал в планшете.

– Ради всего святого, боя, – продолжал охранник уже более ровным голосом, – не дергайся еще минуты две. Заработаешь сто сэн. А если согласишься пойти со мной – пятьсот за каждый час работы.

– Мастер Сэйкити, – Дик убрал руку от флорда, – а что, обязательно было нужно сперва поиздеваться надо мной?

– Характер, – Сэйкити то окидывал юношу почти осязаемым взглядом, то снова сосредоточивался на планшете. – Понимаешь, характер – он отображается в лице и в пластике, в принимаемых позах. Если у человека внутри нет того, что ты хочешь сделать, совершенно бесполезно говорить ему «руку туда, ногу сюда». Я должен был проверить, есть ли у тебя то, что мне нужно.

– Вам нужно еще мое согласие, – сказал Дик. – Его у вас нет.

– Но ты сидишь и не двигаешься, – усмехнулся Сэйкити.

– Вы застали меня врасплох. Хорошо, эти две минуты ваши, и оставьте при себе свои сто сэн.

– Пятьсот сэн в час, стало быть, тебя тоже не прельщают?

– Нет… господин Огата.

Рука со стилом опустилась. Узкое, нервное лицо поднялось от планшета. От взгляда Огаты у Дика мурашки пошли по коже.

– Это имя не должно звучать здесь, понял? – художник нехорошо усмехнулся и снова вернулся к работе. – Ты становишься все интересней и интересней, боя. Как ты догадался?

– Мне кое-что рассказали о… человеке, имя которого не должно здесь звучать. А потом вы сами рассказали мне о Сэйкити. Конечно, могло быть и так, что Сэйкити просто старый друг Огаты, еще с войны. Но… вы, наверное, с утра не брились ещё… У вас светлые волосы от самых корней, и вам не хочется, чтобы все видели, какого вы происхождения. Но красить их в неблагородный цвет, наверное, неловко.

Сэйкити фыркнул.

– Откуда ты, прекрасное дитя? И как тебя зовут?

Дик подумал и назвал настоящее имя:

– Райан. Можно просто Ран.

На этот раз Огата «завис» только на секунду.

– У тебя было ко мне какое-то поручение, Райан, можно просто Ран. Пойдем внутрь. Может, я еще уговорю тебя позировать, а?

Дик не ответил на это. С того самого момента, как он понял, кто такой охранник, внутри начало нарастать напряжение. Было с этим парнем что-то не так, и Дик не мог понять, что именно. То есть, отчасти он понимал – очередная маска, очередное запасное лицо, которое носят тут, кажется, все, даже он сам. Но было что-то еще, кроме…

– А… почему вы просто не наделали снимков? – спросил он вместо этого. – Выйдет быстрее.

– Как бы это тебе понятно объяснить, Райан, можно просто Ран… – через внутренний дворик, мимо онсэна под портиком, Сэйкити ввел его в дом. – Образ нужно пропустить через себя. Не через аппарат, а через себя. Ила, клиент где?

– Отлеживается в твоем логове, – давешняя девица из онсэна теперь полулежала в гостиной на кушетке и с вялым интересом смотрела какую-то костюмную драму. Дик пробудил в ней гораздо больше любопытства, чем страсти героев. – Покажи, что ты нарисовал, Сэйкити?

Татуировщик протянул ей планшетку. Дик решился подойти и заглянуть.

– Фу, Сэйкити, – девица наморщила носик. – Ты изуродовал мальчика. Это ужасно. Ты совсем не умеешь рисовать людей, вот что я тебе скажу. Ты изуродовал всех, кого рисовал – меня, Тигра, даже Баккарин – а ведь ты ее как будто любишь. Почему ты не хочешь рисовать красиво?

Дик, рассмотрев картинку, поначалу хотел согласиться с девицей. Собственное изображение было ему безразлично, даже нарисуй его Сэйкити кривым и горбатым, но все-таки от татуировщика, знаменитого на весь город, он ждал чего-то другого. Сэйкити набросал Дика несколько раз, в разных позах – и один раз крупно нарисовал лицо – как видно, в те минуты, что Дик сидел напротив, беспечно позволяя рассматривать себя в «глазок» камеры. Это лицо состояло как будто из одних углов: скулы и тени на щеках, подбородок, глаза и брови, впадина между подбородком и губами – все было какое-то острое, ломаное, резкое. Да, некрасиво, тут девица была права, и вместе с тем… вместе с тем она была неправа. Парень на планшете был «некрасиво» нарисован, но… красив. Нет, Сэйкити нимало не польстил своей модели. Дик непроизвольно потер подбородок – жидкую поросль на нем художник изобразил совершенно беспощадными твёрдыми штрихами. И нос… Н-да… Однако, несмотря на все это, юноша понял, что встречные девушки оглядываются на него и шепчутся между собой вовсе не потому, что он нелепо одет. И вообще с этим нужно что-то делать: с таким лицом не раствориться в толпе…