Михаил Кривич - Сладкие песни сирен

Взгорский был опытным водителем, можно сказать, профессионалом, ибо в свободные от спектаклей дни к негустым своим актерским заработкам добавлял доходы от частного извоза. Такой приработок, да еще в столице, недоступен тем, кто чувствует себя за рулем неуверенно. Обдумывая свою роль, Взгорский конечно же не упускал ни одной детали дорожной обстановки. Он своевременно воспринял информацию о том, что трасса покидает Л-скую область и вливается в Н-скую, хотя это обстоятельство не представляло для него ни малейшего интереса.

В Н-ской области вдоль обочины были обильно расставлены раскрашенные фанерные щиты, сообщающие путнику о внешнеэкономических связях области (тридцать семь стрелок), о том, сколько цемента, мяса, молока и яиц даст область стране в нынешней пятилетке. Конкретная информация перемежалась лозунгами, которые уверяли проезжего человека, что все планы будут выполнены, или просто, без вывертов, славили наши государственные и общественные институты. Надо отдать должное товарищу Н.- он никогда не упускал из виду такой важный вопрос, как наглядная агитация.

Агитация эта легла на сердце путнику в "Жигулях". Не вся, конечно, но касательно мяса, молока и яиц - это без сомнений. Взгорскому смертельно захотелось есть. Но и дальше мелькали вдоль дорог призывы и лозунги, а долгожданного дорожного знака с ножом и вилкой все не было и не было. Борис Взгорский выругался и сглотнул слюну.

Трасса сделала плавный изгиб, и взору открылся могучий придорожный камень с выбитым на нем и раскрашенным геральдическим изображением. Снизив из любопытства скорость, Борис Взгорский успел рассмотреть на щите колосья, кузничную наковальню, радиолампу, коровье вымя, гору яиц, напоминающих артиллерийские ядра, а также уходящую вдаль голубую ленту, должно быть, водную артерию. Надо вам сказать, что товарищ Н. лично инструктировал художника, которому поручили создать новый, соответствующий эпохе, герб города, его, так сказать, визитную карточку. Товарищ Н. распорядился, чтобы ничто значительное в энской жизни из герба не выпало. А уж художник, артистично интерпретируя указание, искусно вплел в изображение символы молочного изобилия (вымя), грядущей переброски рек (голубая артерия) и прочее, деликатно намекнув и на сугубо закрытые отрасли экономики (наковальня и радиолампа). Товарищ Н. затвердил эскиз с одной поправкой, подсказанной ему супругой Марией Афанасьевной: Мария Афанасьевна с детства обожала куриные яйца.

Пищевая символика на гербе усилила аппетит Бориса Взгорского, однако он решил не задерживаться (и правильно, наверное, решил - особых разносолов в городе Н. в то время не водилось, впрочем, как и сейчас). Сверившись с картой, на которой километров через двадцать значились долгожданные нож с вилкой, он глубже вдавил педаль газа. Машина послушно прибавила скорость, и через опущенное окно ворвалось:

Правую ногу, о путник, затекшую в долгой дороге,

Сбрось без раздумий с педали, что газ прибавляет мотору,

Перенеси ее влево и тотчас начни торможенье,

Свой автотранспорт приблизив к бордюрному камню дороги...

Неведомая сила сняла ногу Бориса Взгорского с педали акселератора ("что газ прибавляет мотору") и перенесла стопу, обутую в добротную кроссовку, на педаль тормоза. Она же, эта сила, придала рукам вращательное движение, руль повернулся вправо, машина вылетела на обочину, выбрасывая гравий из-под колес, и остановилась.

Много времени спустя, вернувшись в родной театр, с неизменным успехом играя Гамлета и Дон Жуана, Борис Взгорский размышлял о случившемся в областном центре Н., но так и не смог понять, что заставило его остановить машину, вытолкнуло из нее и потянуло прямиком к автовокзалу и колхозному рынку. Неужто он, солидный мужчина, которого знают по имени-отчеству все официанты ресторана "Актер", потерял голову, как мальчишка, и опрометью бросился за позвавшей его бабой? Да ни в коем случае! Взгорский отлично помнил, как, быстрым шагом пересекая шоссе, он думал об оставленной дома жене, тоже актрисе, которая вот уже пятнадцать лет играла вместе с ним в "Гамлете" - понятное дело, Офелию, а не королеву-мать, думал с любовью и чувством вины. Но и это воспоминание не заставило его вернуться к машине, хотя бы для того, чтобы запереть ее на ключ.

Так и остались его "Жигули" на обочине, с ключами в замке зажигания. В другое время не прошло бы и получаса, как кто-нибудь влез бы в брошенную машину и угнал, если не из корыстных побуждений, так из чистого озорства, и не видать бы актеру Взгорскому своей пятой модели, разве что нашли бы ее через месяц-другой раскуроченную в дальнем овраге. Но это в другое время, а в то, о котором наш рассказ, все от мала до велика, включая угонщиков-профессионалов и хулиганов-любителей, обрывали свои дела и тянулись на сладкие голоса сирен. Машина же... нет, мы не бросим ее на обочине, она еще возникнет самым неожиданным образом, но после, после...

Актер Взгорский скорым шагом, почти бегом, двинулся на чарующий голос в сторону рынка. Несмотря на свои сорок пять лет и склонность к полноте, он держался в форме и в случае надобности мог сделать на сцене кувырок через голову и, пожалуй, шпагат, коли потребуется. Взгорский уверенно продвигался вперед в людском потоке, состоявшем по преимуществу из молодых мужчин, надо полагать, шоферов и дорожных рабочих. В иное время его непременно заметили бы и узнали - в телевизионных спектаклях Взгорский добыл толику славы, и его крупное, слегка порочное лицо - внешность, как всегда, обманчива - было памятно многим.

Одним из первых Борис Взгорский вынырнул из заросшего сорной травой переулка, пересек плохо выметенную площадь и вбежал в ворота рынка. Прямо у входа, в рядах, где торговали когда-то битой птицей, на первом же прилавке сидела взъерошенная, немало напоминающая огромную ворону, Гегемона, дочь Гефеста, и тщательно выводила слова своей сладкой песни. Высокие ноты давались ей с трудом - она закатывала выпуклые темно-карие глаза и картинно заламывала руки, сложенные на пышном, не сиреньего образца бюсте. "Какие формы,- уважительно подумал Взгорский, - и какой голос!" - но тут же забыл о формах, ибо песнь Гегемоны полностью захватила его.

Переведем стрелки часов, отсчитывающие время нашего повествования, минут этак на двадцать назад, к тому моменту, когда актер Борис Взгорский, томимый голодом, гнал свой автомобиль мимо средств наглядной агитации, столь же характерных для всего Несуглинья и, в частности, для полей и перелесков Н-ской области, как придорожные мотели и рестораны для некоторых других регионов нашего континента. Нам необходимо вернуться назад, чтобы представить остальных, наугад выбранных героев.