Василий Криптонов - Ты можешь идти один

— Слушай, а почему ты обо мне так беспокоишься? — спросил я.

Маша улыбнулась.

— Ну, знаешь, иногда взглядом всего не скажешь.

— Ты о чем?

— Можно подумать, ты не заметил, как мы с тобой «общались» последние два года.

— Заметил. Но я думал, что фантазирую.

— Когда я пришла в школу впервые после смерти мамы, меня все бросились утешать. Я смотрела в их глаза и видела либо страх, либо жалость, как к мокрому котенку посреди дороги. Настя из кожи вон лезла, что-то говорила, говорила, а я видела только пустоту. Хотелось растолкать их всех, убежать и никогда не возвращаться в это место. И вдруг я поймала твой взгляд. Ты не подошел ко мне, ничего не сказал. Но когда я посмотрела тебе в глаза, то мне внезапно стало легче. Я подумала: «Он понимает не только то, что я пережила, но и то, что я переживаю сейчас». Одним своим взглядом ты изменил мою жизнь. Я могла сойти с ума от горя, покончить с собой или перевестись в другую школу. Но я осталась, смирилась. Благодаря тебе. У тебя огромная душа. Не подумай, что я в любви тебе признаюсь, просто говорю, как есть. Ты хороший человек, Дима, и я очень рада, что ты оказался рядом в нужный момент. Не хочу, чтобы у тебя начались неприятности из-за этого Маленького Принца и…

В этот момент прозвенел звонок. Попрощались мы с Машей старым проверенным способом: взглядами.

— О чем говорили? — полюбопытствовал Брик.

— О всяком, — рассеянно ответил я. — Кстати, поздравляю. Ты официально вошел в систему. У тебя появилась кличка. Теперь ты — Маленький Принц.

В этот момент в класс зашла Екатерина Михайловна, и начался урок алгебры. Ученики, один за другим, «горели» у доски и садились на место, провожаемые хриплыми воплями Екатерины Михайловны. Я, вцепившись в учебник, как в Писание, молился, чтобы меня не вызвали. А Брик внезапно изменил своему обычному познавательному угару и проигнорировал новый материал. Только учебник раскрыл на нужной странице, но решать уравнения не стал.

— Брик! — Екатерина Михайловна завопила так, что все подпрыгнули. Все, кроме Брика, разумеется. Он спокойно поднял взгляд на учительницу.

— Да?

— Встать, когда к тебе учитель обращается!

Боря поднялся быстро, но без излишней раболепной поспешности.

— Тебе, я смотрю, скучно?

— Нет, нисколько. Я изучаю нечто вроде психологии коллективного страха.

— А тебе не кажется, что ты должен изучать сейчас алгебру? — Екатерина Михайловна то ли не поняла сарказма, то ли предпочла не заострять на нем внимания.

— Не вижу в этом ни малейшего смысла. Алгебра, да и вообще математика — вспомогательная наука, не более. Она обретает смысл только в сочетании с другими науками. Физическими преимущественно. Изучение ее разумно строить именно в тесном контакте с естественными дисциплинами.

Если раньше в классе царила мертвая тишина, то сейчас она стала еще более мертвой. Будто все мертвецы ожили в день страшного суда, а потом снова умерли и на этот раз абсолютно. Даже бактерии перестали разлагать плоть и застыли.

— Значит, так, — проскрежетала Екатерина Михайловна. — За урок ты получаешь «кол». Завтра жду в школу твоих родителей.

Брик вздрогнул. Я заметил, как его лицо изменилось. Короткое мгновение Брик выглядел испуганным, но быстро взял себя в руки.

— На основании чего вы ставите мне самую низкую оценку? — спросил он.

— На основании твоих знаний. Которых нет.

— Которые вы не проверили.

— Ах, вот оно как! — Всплеснула руками Екатерина Михайловна. — Ты весь урок балду пинал, а я должна догадаться, что ты прекрасно знаешь материал! Ладно, давай так. К доске, с учебником! Переписывай пример, номер триста семьдесят.

Брик пошел к доске. Я посмотрел на указанный номер и закрыл глаза. Это было уравнение, помеченное звездочкой: особо сложное, для особо увлеченных. Когда-то я пытался решать такие задания, но ни разу не достиг успеха.

Боря быстро переписал пример, потом, не спросившись, прошел к своему месту, положил учебник и вернулся к доске. Ни слова не говоря, поставил после изображенного на доске чудовища знак равенства и принялся писать решение. Все, затаив дыхание, следили за ним. Доска постепенно покрывалась вереницей иксов, игреков, альф и бет. Множились и исчезали скобки. В какой-то момент доска закончилась. Боря на мгновение замер, потрясенный этим неожиданным препятствием, потом взял тряпку, стер исходное уравнение и более мелким почерком продолжил. Аккуратно подчеркнул ответы.

— Не больше чем разминка для мозга, — резюмировал он свои действия. — Ничего интересного. Простая цепочка логических выводов.

Все ученики, и я в том числе, уставились на Екатерину Михайловну. Чего ждать от этого посрамленного божества? Грома? Молний? Всемирного потопа? Огня и серы?

Екатерина Михайловна поднялась со стула. Медленно повернулась к классу. На ее сморщенном лице не было видно ни тени удивления.

— Знаете, что, — сказала она так тихо, что мы затряслись в предчувствии катастрофы. — Есть такая пословица: «век живи — век учись». Я всю жизнь была строга к ученикам. Но нередко делала и некоторые послабления. Для тех людей, кто искренне говорил: «математика — не мое». Есть люди с гуманитарным складом ума, безусловно. Софья Николаевна, ваш учитель русского и литературы, одна из таких моих бывших учениц. Я в свое время «натянула» ей «четверку» и ни разу об этом не пожалела. Она своего добилась, математика ей действительно не нужна. Но вот теперь я поняла, что больше таких послаблений не будет. Когда человек, которому математика не интересна, выходит и решает такое уравнение, которое даже те из вас, кто метит в программисты, решить не может, я считаю, опускать планку просто нелепо! Вы у меня еще взвоете! Брик, садись. «Пять» с плюсом. Не запускай!

— Поздравляю, Маленький Принц, — шепнул я Боре, когда он сел на место, провожаемый яростным взглядом Пети, мечтающего о карьере программиста. — Теперь тебя все будут ненавидеть.

— Почему? — так же шепотом ответил он.

— Потому что из-за тебя со всех будут больше спрашивать.

— Ну и хорошо. Будет сильнее стимул к познанию. Даже такой ерундовой науки.

— Будет сильнее стимул тебе «темную» сделать.

— Пускай, тоже интересно.

— Ты вообще хоть чего-нибудь боишься?

Я восхищался им, беспокоился за него, но теперь все эти чувства оказались вытеснены раздражением. Брик же только улыбнулся, отвечая на мой вопрос:

— Разрушителей. Если это чувство можно назвать страхом. Остальное не заслуживает внимания.

Когда уроки закончились, Брик внезапно предложил мне отметить свой высший балл по математике. Я спросил его, что он имеет в виду, и получил следующий ответ: