Герберт Уэллс - Остров доктора Моро

Лай собаки заставил меня подумать о новой опасности. Не теряя времени на размышление и боясь быть пойманным, я схватил свою палку и насколько возможно быстро двинулся по направлению к морю. Во время этого пути мне пришлось проходить через кустарник с острыми колючими шипами. Я вышел из него, весь в крови, и в одежде, превратившейся в лохмотья. На север предо мной расстилалась длинная бухта. Я, ни минуты не колеблясь, прямо вошел в воду; вода доходила до колен. Когда я достиг, наконец, противоположного берега, с сердцем, готовым разорваться, то бросился в чащу лиан и папоротников и ожидал исхода погони. Слышался лай только одной собаки. Затем шум стих, — и я начал верить, что избегнул преследования.

Проходили минуты, тишина ничем не нарушалась, и, спустя час, мужество вернулось ко мне.

В это время я не был уже не слишком поражен страхом, ни слишком несчастен, так как, если можно так выразиться, вышел за пределы страха и отчаяния. Моя жизнь окончательно потеряна; такое твердое убеждение делало меня способным решиться на все. Даже у меня было неопределенное желание увидеть Моро, встретиться с ним лицом к лицу. Во время перехода по воде у меня возникла мысль, что, в случае крайней опасности, я имел средства, по крайней мере, избегнуть страданий, так как никто не мог помешать мне утопиться. Я даже был готов привести эту мысль в исполнение немедленно, но страшное любопытство увидеть, чем окончится приключение, интерес увидеть свою роль в событиях удержали меня от этого. Я протянул свои онемевшие руки, пораненные острыми шипами; посмотрел на окружающие деревья, и среди зелени их мои глаза остановились на черном лице, украдкой наблюдавшем за мной.

В этом лице я узнал обезьяноподобное создание, которое являлось уже на берег встретить шлюпку; урод сидел на кривом стволе пальмы. Я сжал свою палку в руке и поднялся, смотря ему в лицо. Он принялся бормотать.

— Вы… вы… вы… — вот все, что сначала можно было понять.

Неожиданно он соскочил на землю и, раздвинув ветви, с любопытством посмотрел на меня.

К этому существу я не испытывал такого отвращения, какое чувствовал к другим диким животным при встрече с ними.

— Вы… — сказал он, — были в лодке…

Он говорил, следовательно, был человек, по крайней мере, таким же, как и слуга Монгомери.

— Да, — ответил я, — я прибыл на лодке… пересев в нее с корабля!

— О!.. — начал он.

Взгляд его быстрых блестящих глаз пробегал по всей моей фигуре, останавливаясь на руках, на палке, которую я держал в них, на ногах и на пораненных шипами местах тела. Что-то, казалось, его смущало. Глаза опять уставились на мои руки. Он протянул одну из своих рук и медленно сосчитал пальцы:

— Раз, два, три, четыре, пять… гм?

Я не понял тогда, что хотел он сказать этим. Позднее оказалось, что у некоторых двуногих, населявших остров, были плохо сформированы руки, на которых иногда не доставало трех пальцев. Так как, повидимому, совершенство моих рук в глазах урода имело важный и благоприятный для меня признак, то я ответил тем же самым жестом. Он состроил гримасу полного удовлетворения; затем своим быстрым взглядом снова окинул всего меня и, круто повернувшись задом, исчез. Раздвинутые папоротники сомкнулись за ним.

Я сделал несколько шагов в чащу, чтобы последовать за уродом, и был удивлен, увидав его весело качающимся на своих длинных, тонких руках, которыми он держался за пучки лиан, ниспадавших с более высоких ветвей. Ко мне была обращена его спина.

— Эй!.. Вы!.. — произнес я.

Он соскочил на землю, перевернулся и обратился ко мне лицом.

— Скажите мне, — спросил я его, — где бы можно найти чего-нибудь поесть?

— Поесть? — проговорил он. — Пищу людей и сейчас же… В хижинах!..

Глаза снова повернулись к свешивающимся лианам.

— Но где же хижины?

— А!!

— Я здесь в первый раз, вы понимаете?

При последних моих словах он сделал полуоборот и принялся проворно ходить взад и вперед. Все его движения были удивительно быстры.

— Следуйте за мной! — скомандовал он.

Я пошел с ним в ногу, решив испытать приключение до конца. Можно было бы с достоверностью сказать, что хижины, в которых жил он и другие двуногие, должны были быть грубой работы. Может быть, его товарищи проникнутся добрым расположением ко мне; может быть, мне удастся найти средство овладеть их умами. Я еще не знал наверное, насколько заглушено было в них человеческое чувство. Мой обезьяноподобный спутник с выдающейся вперед челюстью чуть ли не бегом шел рядом со мной, размахивая руками. Я спрашивал про себя, на что годится этот урод и чем он занимается.

— Сколько времени вы на этом острове? — спросил я.

— Сколько времени… — повторил он.

После повторения мною того же самого вопроса, он выставил вперед три пальца своей руки. Он, повидимому, немногим отличался от идиота. Я пробовал добиться от него, что обозначает подобный жест, но мои приставания показались ему очень докучными. После двух или трех вопросов урод вдруг отстранился от меня и прыгнул за каким-то плодом, свешивавшимся с одной из веток дерева. Он содрал с плода шиповатую кожу и принялся есть содержимое. Его поступок доставил мне большое облегчение, так как им он указал, чем я мог прокормиться. Новая моя попытка расспросить его кое о чем кончилась неудачно. Ответы получались быстрые, бестолковые и неуместные, редко они соответствовали вопросу, вообще же напоминали заученные фразы попугая. Мое внимание было настолько поглощено всеми такими мелкими подробностями, что я едва примечал тропинку, по которой мы шли.

Вскоре мы прошли мимо вырубленных и почерневших стволов деревьев, далее очутились на ровном месте, посыпанном желтовато-белого цвета песком, от которого исходил едкий запах, ударявший в нос и жегший горло. Направо встретился обломок голой скалы, за нею виднелась голубая поверхность моря. Тропинка круто спускалась к узкому ущелью меж двух громадных обожженных и черных скал. Мы направились туда. Этот проход после ослепляющего блеска сернистой почвы казался чрезвычайна темным. Его стены поднимались отвесно и вверху почти сближались между собою. Красные и зеленые круги стояли перед моими глазами. Мой провожатый внезапно остановился и произнес:

— Вы в моем доме!

Мы находились в глубине какой-то расщелины, которая сперва показалась мне совершенно темною. Я услышал разнообразные звуки и энергически протер левой рукою свои глаза. Неприятный запах стоял кругом. Подобный запах бывает в дурно содержимых клетках с обезьянами. Вдали виднелся холм, покрытый зеленью и освещенный солнцем; со всех сторон сквозь узкие щели проникали лучи света и скудно освещали внутренность помещения.