Дина Лампитт - Ускользающие тени

«Что касается меня, дорогая моя леди Сьюзен, мое положение легко понять. Я принимаю все преимущества жизни с моим дражайшим братом, но привязанность, которую я питаю к мистеру Напье, благодарность, которую я чувствую за его участие ко мне, удовольствие в такой искренней любви и надежда на приятнейшее из всех обществ, которое только может пожелать замужняя особа, побуждают меня пренебречь настоящим уютом ради будущих радостей».

Донни сделал предложение в мае, а затем вернулся в Ирландию — забрать свою дочь и уладить все оставшиеся дела. Таково было его намерение, ибо после того, как Сара согласилась выйти за него замуж, он хотел пребывать неподалеку вплоть до того момента, когда сможет повести ее к алтарю. Однако в тот самый момент, когда разразилась буря, Донни как раз был в отъезде и Сара осталась одна перед гневом брата.

— Твоей жизни можно позавидовать, Сэл, — у тебя есть собственный дом и все, чего только можно пожелать. Зачем рисковать, если ты опять можешь все потерять?

— Затем, что я влюблена, Чарльз. Неужели ты не знаешь, что такое чувства?

— Любовь! Может быть, напомнить тебе, куда завела тебя последняя любовь? Она кончилась всего-навсего ужасными неприятностями.

— Но теперь я стала старше.

— Старше, но не умнее. Если ты выйдешь за Напье, ты станешь жалеть об этом всю жизнь.

— Ты можешь думать так, как тебе угодно.

— Действительно, и мое мнение побуждает меня умыть руки в отношении всего этого дела.

— Неужели ты даже не попытаешься остановить мое последнее стремление к счастью?

— Я ничего не буду предпринимать — ни помогать, ни мешать. Если кто-нибудь из семьи совершит глупость и будет поддерживать тебя — вольному воля.

С этими словами герцог Ричмондский повернулся к бумагам на своем столе, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

Май 1781 года прошел весьма уныло, но в начале июня вернулся Донни со своей дочерью, снял дом неподалеку от Сары, и их брачные планы наконец-то стали принимать четкие очертания. Было решено, что, поскольку герцог наотрез отказался присутствовать на церемонии, обязанности главы семьи будут возложены на леди Луизу Конолли при помощи леди Эмили и леди Элбермарл. Кроме того, все пришли к мнению, что обеим девочкам следует быть в церкви, а посаженым отцом будет муж Луизы Томас. Оставалось только назначить сам день события. Донни настаивал на том, что брак должен совершиться в июне, но Сара предпочитала отложить его до тех пор, пока герцог Ричмондский не уедет за границу на лето. Это было единственное разногласие между двумя людьми, настолько счастливыми в обществе друг друга, что их искренняя радость передавалась всем, кто их видел.

— К чему отсрочки, Сара? Неужели твой брат способен устроить скандал?

— Нет нет. Просто я буду чувствовать себя лучше, если он окажется подальше отсюда.

— Разве я настолько отвратителен ему?

— Он просто беспокоится о наших финансах — вот и все.

— В этом беспокойстве он не одинок, — мрачно ответил Донни.

— Гораздо важнее сейчас то, как прореагировала твоя семья. Могу себе представить их ужас при мысли о том, что ты связываешь свою жизнь с женщиной такой репутации, как моя.

— Напротив, они в один голос заявили, что я достаточно стар и безобразен, чтобы знать, что делаю, и пожелали мне счастья.

— Какое облегчение! — с чувством произнесла Сара. — Вся беда с моими родственниками, а также некоторыми из друзей состоит в том, что. они слишком прагматичны. Их божество — деньги.

Донни улыбнулся, и его ястребиное лицо оживилось.

— Я бы с удовольствием стал приверженцем той же самой религии, но трудно поклоняться божеству, о котором и понятия не имеешь.

— Стоит нам завести разговор о деньгах, и мы в конце концов поссоримся, — предупредила его Сара и невольно добавила: — Почему бы нам не пожить недельку в Лондоне, в городском доме леди Элбермарл? Это было бы забавно. Мы могли бы даже побывать в театре.

— Согласен! — воскликнул Донни, такой же порывистый, как его невеста. — Если ты не захочешь выйти за меня замуж, мы, по крайней мере, будем спать под одной крышей.

— И под одним одеялом?

— Это следует обсудить.

Они прибыли в Лондон в середине июня, когда установилась погода, но оба, подолгу прожив на деревенском просторе, оказались совершенно неподготовленными к зрелищу тесных лондонских улочек, грязных и шумных.

— Неужели мне когда-то нравилась эта толчея? — почти пораженно спросила Сара.

— Тогда ты была моложе,

— Не напоминай об этом!

Они рассмеялись тому, что, несмотря на разницу в возрасте, Донни совершенно пленила женщина, которую он считал воплощением всей привлекательности и таинственности женского рода.

— Думаю, мы должны по крайней мере одну ночь провести в гостинице в Кенсингтоне, — уверенно заявила Сара. — Мне бы хотелось, чтобы ты увидел Холленд-Хаус прежде, чем мы уедем.

— Дом твоего девичества?

— Да. Донни, это было великолепно, мы, молодежь, так чудесно проводили время! Сколько воспоминаний хранят стены этого дома!

— Ты говорила, сейчас дом сдают?

— Да, и, по-видимому, так будет продолжаться, пока бедный малыш Генри Холленд не подрастет.

— Почему бы нам не навестить живущих в этом доме?

— Когда я в последний раз приезжала сюда, лорд Розбери уклонился от встречи. Поэтому мы лучше посмотрим дом издалека.

— Что ж, я готов бросить ему вызов, если ты только пожелаешь.

— Нет, дорогой, конечно, нет.

— Тогда пусть так и будет, Сара. Но знай, я готов ради тебя восстать против целого мира.

Он любил ее так, что это становилось мучительным испытанием, и Сара поцеловала жениха.

— Неужели кто-нибудь когда-нибудь любил так же, как мы?

— Никогда, испокон веков, — ответил Донни, зная, что только перенесенные ими несчастья, все беды и жестокость жизни заставляют почувствовать сладость их преданности.

Охотно и с чувством облегчения Сидония стала проводить ночи и вечера в квартире наверху. Она полагала, что нет ничего особенного в том, что она постоянно находится рядом с человеком, за которого собирается выйти замуж. Но в реальности она также искала убежища от своей боязни остаться одной в темноте в том месте, которое даже теперь, несмотря на все меры предосторожности, могло подвергнуться вторжению Найджела.

Да, по ночам она могла чувствовать себя в безопасности, но помимо этого оставались дневные часы, которые пугали Сидонию. Ее драгоценные клавикорды со спрятанным внутри письмом Георга III еще стояли в музыкальной комнате, и, хотя по сути дела Сидония уже жила у Финнана, сама ее профессия заставляла ее ежедневно возвращаться домой.