Теодор Старджон - Рассказы

— Мы… гм… мы не составили договор, мистер Рокхард…

— Вот именно, мистер Диминг.

«Он этим хочет сказать, — подумал Диминг, — можешь мне доверять». Доверять — могу. Но сказать ему об этом? Нет. Он возразит.

— Вам следовало позволить ему умереть, — сказал он жестко.

— Знаю, — отозвался Рокхард.

— Я ужасный глупец, — сказал Диминг, — но я берусь за это дело.

Рокхард протянул руку, и Диминг ее принял. Ладонь была теплая и сильная, и когда он ее отпустил, отодвинулась неспешно, как бы сожалея о потерянном контакте, а не (как с некоторыми) отдернулась с облегчением. Этот человек не бросал слов на ветер.

Еще один экземпляр ужасного глупца, — подумал Диминг, — если хорошенько подумать.

— Почему я?

— Вопрос это был фундаментальный, вопрос принципиальный, вопрос на главный приз, на все, что происходило между той первой встречей и днем, когда он мигнул к Ревело. Но к тому времени он уже знал ответ.

Начало на Земле, пустячное дельце на Ревело и возвращение. Если бы это было все, Диминга впутывать не стали бы. С этим мог справиться и тот безымянный коренастый тип, и даже сам старик. Однако были определенные тонкости.

Диминг прошел две бесконечные тренировки. Получил новую катушку, его дело было только включить ее в схему корабля. Да только корабль был спрятан далеко от Земли. Ну хорошо, допустим, корабль есть. Остается только сунуть путевой жетон Ревело в автопилот и нажать кнопку.

Да только жетона Ревело у него не было. И ни у кого такого жетона не было. Да и знали, где он находится, лишь немногие. Конечно же, такой жетон существовал. В архивах Астро-Сити на планете Ибо. Придется добывать этот жетон. Архив…

Архив располагался в здании штаба Ангелов.

Итак, если у него будет корабль и жетон, и если Рокхард был прав, что новая катушка будет действовать как надо и не только перенесет его сквозь поле смерти, но и обратно, и если все это повезет провернуть, не привлекши внимания Ангелов (Рокхард считал, что они наверняка насторожились, когда Дон обернул поле), то новая модель, не влияющая на поле и не нарушающая его, должна обеспечить Димингу возможность проникнуть на Ревело и — уже с Дональдом — убраться оттуда, не приведя в действие тревожную сигнализацию, если такая имеется. Значит, если бы в течение некоторого неопределенного времени Ангелы действовали в соответствии с первоначальной информацией, что на планете появился один корабль и ни один ее не покинул, и если бы Диминг возвратился счастливо, а Рокхард правильно понял известие от сына и после всего отдал обещанное, то получилось бы весьма неплохое дело. А кроме того, еще кое-что такое, на что только такой человек, как Диминг, имеет право.

Итак, были эти две долгие обстоятельные беседы с Рокхардом и его заместителем по науке Полингом (из рассуждений последнего Диминг понимал едва одно слово из десяти) и поспешное возвращение в собственное жилище, где он написал соответствующие письма управляющему отелем, где работал, администрации дома, в оптовый потребительский распределитель, в ремонтную контору, в службу связи, и так далее, и так далее, не исключая определенных действий, связанных с пересылкой часиков старой козы в определенное место, где это наилучшим образом окупится, а также оплаты счетов за алкоголь, одежду и гараж, и, и, и… (»Пчелка целый день трудилась, оттого ума лишилась», — мурлыкал он бессознательно, занимаясь всеми этими делами, которые должны были убедить окружающий человеческий муравейник, что незачем беспокоиться, ничего особенного здесь не происходит, честное слово). Когда это было уже позади, все было готово к тому, чтобы через неделю-другую вернуться к нормальной жизни, а если нет, то была наготове другая пачка писем на предприятия, службам и бюро услуг с уведомлением о небольшой задержке и объясняющих следующие две недели отсутствия, а потом еще порция, оповещающая о том, что он занят на планете Синемаело где-то в Крабовидной туманности, и наконец открытка бармену привет, Джо! — которая будет отправлена под конец второго года. Если она вообще попадет на почту, то придет через полтора года после его кончины. Когда-то он трусил, но теперь, сочиняя эти послания, чувствовал, как мороз продирает по коже.

Пришел день (неужели только четыре дня назад он собирался с часами к скупщику краденого и услыхал стук в дверь?) отъезда. Рокхард пожал ему руку, и Диминг опять ощутил теплое прикосновение и увидел в холодных глазах старика что-то, что можно было назвать только мольбой. Если бы этот взгляд можно было облечь в слова, как бы они прозвучали? «Спаси мне моего мальчика»? Или: «Не обмани меня»? Или, может: «Верь мне, чтобы никогда во мне не усомнился!»? Или еще: «Ты вылеплен из той же глины, что и я, парень, — издание подешевле, но из той же, поэтому… держись, если что!»? Передал ему деньги, — столько денег у Диминга не было с той ночи, когда он за покером сорвал банк, правда, потом спустил все типу, который выиграл следующую сдачу. Но на этот раз это были деньги только на мелкие расходы, сумма, даже не упоминавшаяся в их соглашении. Рокхард, видно, и не подозревал, как близок к тому, чтобы потерять нанятого им человека как раз из-за размеров этой «мелочи на карманные расходу». А может, как раз подозревал. Потому что с той самой минуты проще было Димингу избавиться от собственной тени, чем от коренастого своего знакомца — человека Рокхарда.

И разве отправился он в путь, развалясь на мягких подушках роскошного лимузина, взирая на толпу друзей, на машущих вслед платочками из окон соседей? Черта с два. Вывезли в кузове продовольственного фургона и доставили во двор незнакомого дома. Ни слова не говоря, отвели в какое-то помещение, затолкали в скафандр и втиснули в ящик не просторнее бельевой корзины и притом округлый до боли в спине, — потому что поперечник его был на две ладони меньше, чем его рост, так что он никак не мог толком распрямиться. Начали приваривать крышку; и только тут он обнаружил, что позволяющая не выходить по нужде трубка никак не желает поворачиваться на ту самую четверть оборота, которая открывает дорогу в регенератор. Он убил почти всю ночь на то, чтобы стиснуть ее ягодицами, которые явно оказались мало приспособленными для хватания, а с течением времени к тому же все настойчивей стали домогаться исполнений своих потребностей, что — в этом он мог бы поклясться — превосходило его возможности. К счастью, оказался неправ: методом «мелких шажков» ему удалось наконец открыть сток, после чего долго лежал, мокрый как мышь — причем вспотел не только от усталости, но и от облегчения. А потом через его узилище протекло больше времени, чем в такой тесноте могло поместиться, когда делать было более нечего как размышлять.