Теодор Старджон - Рассказы

Теодор Старджон

РАССКАЗЫ

БАРЬЕР ЛУАНЫ

Вшивая перспектива. Впрочем, в такие полеты отправляются только добровольцы (то есть самоубийцы), и им не на кого пенять, кроме самих себя. О да, перед полетом тебя кормят на убой, и вино льется рекой, и все пьют за тебя и всех твоих предков и потомков в придачу. Зато когда полет начинается, тебе уже не до веселья. Человек умирает не тогда, когда пускает себе пулю в висок, а тогда, когда задумывает самоубийство.

Поттер вечно ковырял в носу и сам того не замечал, пусть даже он разговаривал с тобой и смотрел тебе в глаза. Ну как можно с таким человеком общаться? Меня, во всяком случае, бесила эта его манера. Прочим, по-моему, больше всего досаждал Донато. Как, спросите вы, Донато прошел все медицинские комиссии со своим кашлем? Да очень просто: раньше никакого кашля у него не было. Думаю, потому, что раньше он не ходил на смерть. А мне до Донато, в общем-то, не было дела. Потому, наверное, что очень уж я накушался этого пресловутого «глубочайшего сочувствия» Луаны. А вот Поттер Ковыряющий-в-носу доставал меня до крайности, теперь я готов это признать.

Кроме Поттера, у нас еще был этот малыш Дона-то, что вечно старался угодить всем и каждому. Некоторые люди раздражают тем, что ради блага ближнего палец о палец не ударят. Донато представлял собой другую крайность. Он обязательно уступит дорогу, согласится со всем, что вы скажете, во всем поможет, уступит место, принесет вам что-нибудь, скажет приятное слово, а о неприятных новостях умолчит; короче говоря, он услужлив настолько, что очень скоро вам захочется взорвать корабль ко всем чертям, плюнув на собственную судьбу, лишь бы не видеть больше Донато. Хуже всего в нем было то, что придраться к нему невозможно. Не раз я наблюдал, как кто-нибудь из членов нашего экипажа ни с того ни с сего набрасывался на Донато и начинал орать, лишь бы вывести его из себя. «О чем речь, приятель», — мягко говорил Донато, и его собеседнику оставалось только рвать на себе волосы от досады.

Поттер специализировался в механике полей, а Донато был экспертом по баллистике. Ингленд, большеухий урод, у которого неизменно слезились глаза, как правило, помалкивал, разве что за едой громко чавкал. Он отвечал за ракеты. Лично меня зовут Палмер. Я как-то слышал, что на Альфе Сигме IV живет человек, который лучше меня разбирается в вопросах давления в космосе, но я не верю в эту байку. Все мы по-разному представляли себе преодоление Барьера Луаны, в чем, собственно, и состояла цель нашей экспедиции. Наши представления, надо сказать, были довольно-таки завиральными, поскольку все говорило за то, что Барьер скорее всего преодолеет нас. Но действовать тем не менее было нужно. Когда человеку необходимо, просто-таки необходимо совершить невозможное, он волей-неволей начинает строить иллюзии, причем других считает неисправимыми мечтателями. Я разработал стройную теорию специально для того, чтобы противостоять трем неисправимым мечтателям.

Именно мы четверо составляли ядро экспедиции; все прочие члены экипажа относились к обслуге. Наш шкипер, капитан Стив, неплохо соображал во всем, что касалось управления кораблем и доставки его к месту назначения, а все остальное ему было решительно до лампочки. Я никогда не ворчал, как некоторые, по поводу того, какой плохой нам достался шкипер. Капитан Стив делал свое дело, а что еще от него требовалось?

Над нашим чернорабочим можно было потешаться в течение получаса, а потом хотелось только смыться от него подальше. Пришибленный он был какой-то, с несоразмерно огромной головой. А в левой ноге у него, похоже, застряла пружина. Я думаю, что давным-давно кто-то так его покалечил, что с тех пор ни один человек не мог свыкнуться с его физическими недостатками. Мы все, как правило, теоретически понимаем, что невежливо таращиться на чужое уродство, и после встречи с подобным человеком мы легко забываем, что видели нечто из ряда вон выходящее, но никогда не можем избавиться от неприятных ощущений во время разговора. Я вообще-то считаю, что мы вполне могли бы обойтись без чернорабочего. Не уверен, впрочем, что я считал бы так же, доведись мне выполнять всю его работу самому, но некоторые другие члены экипажа меня бы хорошо поняли. Прогресс прогрессом, но людям всегда придется перетаскивать тяжести, убирать помещения, заделывать всяческие прорехи. Короче говоря, обезьяну нашу звали Нильсом Блюмом, и никто на него, в общем-то, внимания не обращал.

Еще у нас была безработная — девушка из Девотряда. Знаете, что такое Космический Девотряд? Я не тех безработных девок имею в виду, что сшиваются в космопортах. Наша была безработной в том смысле, что на борту у нее не было определенных занятий. Честно говоря, вид у всех этих, из Девотряда, отвратный. Понятно, что внутри космической жестянки нет смысла носить приличную одежду, или соблюдать изящные манеры, или пользоваться дорогими духами. Соблазнять на корабле никого не приходится; время само делает свое дело. От девчонок требуется только быть чистенькими и ждать своего часа. Все они толстокожие и соображают туго; особо тонкими им при их профессии быть не приходится, от этого одни неприятности. Наша Вирджиния была типичнейшей девотрядовской девушкой, в ней было все, что отличает таких, как она, от нормальных земных женщин, в частности, широкое плоское лицо, невыразительное, как запертая дверь. Все необходимые части тела у нее как будто бы имелись, но ни о какой из них нельзя было сказать ровным счетом ничего определенного. В общем, она была готова исполнять свои обязанности на корабле. Какой же она все-таки была? Ну, такой, что в первую минуту она тебе не нравилась, на десятую ты уже не выносил ее и в конце концов начинал ее воспринимать как низшее существо, рядом с которым стыдно показаться на глаза людям. На борту у нас нередко случались разногласия, но только не на ее счет. Такая вот у нас была безработная из Девотряда. Я когда-то читал об одном полярнике, он жил в те времена, когда полюса Старой Земли были покрыты ледяными шапками. Так вот, в качестве кухарки он брал в свои экспедиции самую уродливую женщину, которую ему удавалось отыскать, и говорил, что в тот день, когда она покажется ему привлекательной, он поймет, что пора возвращаться. Не знаю, может быть, и для Вирджинии у нас со временем нашлась бы работа. Но так долго люди не живут. Ох и хороша была Вирджиния, одним словом.