Александр Лукьянов - Черная пешка

В дальнейшем извольте сосредоточить всю вашу неугомонную компанию во главе с Ли прежде всего на поиске Абалкина и на установлении с ним связи. При обнаружении Гурона – докладывать мне в экстренном режиме в любое время.

Вопросы есть? НЕТ у вас вопросов!

Р.Сикорски

конец документа

Комментарий Сяо Жень:

Можно сколь угодно долго морализировать вокруг приведенных выше документов, спекулировать на них, брызгая маслом на давно затухшие угли дискуссии о прогрессорстве. Можно спекулировать на решениях, принятых руководством КОМКОНа-2 в то время. Тем более что у меня, как ни у кого иного, имеется на это право. Однако я не буду этого делать.

Да, на первый взгляд может создаться впечатление, будто черствого сухаря Экселенца прежде всего заботил лишь бдительный надзор за надежно (как он надеялся) сосланным на Саракш Львом Абалкиным, а судьба Всеслава Лунина, выполняющего уже второй раз роль прикрытия и статиста, нимало не беспокоила. «Оставьте его в покое, пусть все идет, как идет». Но внимательно вчитайтесь в замечание Сикорски! Проницательность шефа прогрессорской организации была просто сверхъестественной. Уже тогда он осознал то, чего никак не могли сообразить его все более «каммереризирующиеся» подчиненные. «Оставьте его в покое, пусть уходит. – вот что хотел сказать Экселенц. –Он уйдет умело».

Как всегда холодного и грустного умницу Экселенца не поняли.

«Оставьте его в покое»…

Руководителем отдела индустриальных цивилизаций КОМКОНа-2 – напомню - тогда был Максим Отто Каммерер. Мне трудно быть объективной по отношению к этому ныне здравствующему старцу, памятуя о той роли, которую он (пусть невольно) сыграл в судьбе КОМКОНа-2 в целом и моего деда, в частности. Но я искренне стараюсь сохранять непредвзятость. Так, обвинить Каммерера в мелочном злопамятстве нельзя ни в коем случае. В ту пору он был «сверх головы» занят многочисленными делами отдела, которые сводились, в основном, к аккуратному сворачиванию начатых прежде акций на промышленно развитых планетах. Полагаю, вскоре после высадки Всеслава Лунина на Саракше М.Каммерер попросту забыл о нем. И нет никаких оснований считать, что прозвище «Черная Пешка»[5], закрепившееся за Всеславом, пустил в обиход именно Максим Каммерер. Дескать, я – УЖЕ Белый Ферзь, а тот – всего лишь черная пешечка, которая только МОЖЕТ стать ферзем. Потом. Если повезет. Так вот, есть все основания допустить, что прозвище придумал и привил Джеральд Ли, руководитель и координатор операции «Штаб». Во всяком случае, в его письмах к помощникам – Ицхаку Ривкинду и Кшанти Бхартримурти - я впервые обнаружила эти слова и аббревиатуру ЧП, неприятно поразившую меня другой своей расшифровкой: «чрезвычайное происшествие». Дж.Ли был идеальным руководителем и лучшим координатором, великолепным знатоком и профессионалом. Кроме того, на Саракше находился его друг. Но даже Ли не вник в слова Экселенца…

«Оставьте его в покое»… «Оставьте в покое»… «В покое»…

[1] БВИ. Архив документации КОМКОНа-2 (GPI:\СС2-Archiv filesvolume0671file123p24)

[2] БВИ. Архив документации КОМКОНа-2 (GPI:\СС2-Archiv filesvolume713file99p875)

[3] БВИ. Архив документации КОМКОНа-2 (GPI:\СС2-Archiv filesvolume713file99p879)

[4] Седер (иврит) - длинная и нудная пасхальная церемония

[5] Вообще говоря, среди КОМКОНовцев стало традицией заимствовать прозвища из шахматной терминологии. Тот же Тайка Сумбхаи рядом со своей подписью часто рисовал уж никак не общеизвестное хоботное млекопитающее, а силуэт шахматной фигурки.

ХОД 18

Борт субмарины "Единорог", Островная империя

10 часов, 1-го дня 2-ой недели Синего месяца, 9590 года от Озарения

-Вот дрянь! – процедил сквозь зубы штурман. Корвет-капитан Цазахи Бу был с ним совершенно согласен. Гребенчатый ящер никогда и ни у кого из моряков не вызывал положительных эмоций. Еще в древности они наводили ужас на рыбаков, нападая на их лодки. Когда отвратительные головы с разинутыми клыкастыми пастями, вздымались на длинных покачивающихся шеях над поверхностью моря рядом с ладьей, это было предвестием скорой и лютой погибели. Удары огромных туш в днища раскачивали суденышки, чудовища хватали людей, рвали снасти. Потом раздавался треск проломленных бортов, злосчастное судно скрывалось в водовороте, тогда как охваченные ужасом экипажи других кораблей лишь молились за упокой душ несчастных, ибо спасать было некого.

Естественно, на атомную субмарину гребенчатые ящеры не бросятся. Даже при том, что, в отличие от прочих рептилий, атакуют стаями. Эти безмозглые пожиратели все-таки имеют достаточно здравого смысла, чтобы не атаковать стальную громаду, которая несравненно крупнее и сильнее. Но омерзительных тварей с пилообразным гребнем по хребту становится в здешних водах все больше, они подходят к подводным лодкам все ближе и порой часами следуют параллельными курсами. Особенно их привлекают шумные и пузатые баржи десантников. Неимоверно чуткий слух рептилий улавливает совершенно неслышное человеческому уху гудение, которое издает баржа. Еще бы – подводный транспорт рассчитан на пятьсот пленников, а десантники «с учетом усушки и утряски» вколачивают в трюмы до восьмисот. Бывает, что у тихоходной баржи на путь от материка до пристани карантинного лагеря на Архипелагах уходит больше недели. В пути пленным, конечно, дают воду и пищу. Но все равно они изнывают от жажды, мучаются от голода, задыхаются от недостатка кислорода, особенно если баржа движется под водой и люки закупорены. Воздух, многократно побывавший в легких, перемешивается с удушливым зловонием, истекающим от больных, изможденных тел и испражнений. Разговоры, жалобы и стоны сливаются в сплошной гул и металлические стенки корпуса, понятное дело, резонируют. Говорят, умелый акустик засекает баржу с рабами на расстоянии до семидесяти миль, что уж говорить об обитателях морских глубин. Гребенчатые ящеры ждут заветного скрипа люков. Это означает, что завершилась предусмотренная расписанием поверка и морские пехотинцы, пересчитав «живую добычу», убедились, что часть ее перестала быть живой. Трупы будут выволочены из отсеков и вбиты в шлюзовые камеры. Потом наружные люки медленно распахнутся, и вожделенная человечина станет доступной драконьей пасти. Несколько портит вкус слабый запах дизельного топлива, но с этим можно смириться.

Однако бывает и так, что идиллия пиршества ящеров нарушается. В океанских глубинах тоже идут войны. Одну из них сотни тысячелетий кряду ведут кашалоты с ящерами. Один из таких могучих витязей объявился рядом с «Единорогом», осторожно переваливавшим через подводный горный хребет, и с присоседившейся к подводной лодке стае пресмыкающихся. Это был превосходный матерый боец, не менее девяноста футов длиной. Его исполинскую, притупленную и в то же время идеально обтекаемую голову «украшал» добрый десяток шрамов. Черную, бархатно блестящую кожу спины также усеивали, крупные шрамы: следы от щупалец и клювов великанских головоногих. Едва заметно пошевеливалась крепкая челюсть, усеянная правильными рядами острых конических зубов. Маленькие глазки кашалота блеснули холодной, расчетливой злобой, когда он почуял извечных недругов, пиратов и убийц его детенышей, подло нападающих из засады вдесятером на одного.