Чез Бренчли - Башня Королевской Дочери

Маррон не знал, однако мгновенное раздумье стоило ему сосредоточенности: глаза скользнули в сторону, где стоял главный мастер оружия. Так что дураком все-таки оказался он, и Маррон, в тот же миг это поняв, резко перевел взгляд обратно, но было поздно. Сьер Антон уже пробил ослабевшую защиту Маррона яростным колющим ударом, вложив в него всю свою озлобленную досаду.

В болезненной ясности этого момента Маррон увидел, что лицо молодого рыцаря изменилось в самой середине выпада. Маррон бросился на землю, покатился ("Всегда катись по направлению к врагу, мальчик, а не от него. Доберись до него, сбей с ног, если сумеешь, хоть за ноги кусай. Если ты покатишься прочь, он шагнет за тобой и прикончит тебя, смеясь") и все равно погиб бы, пронзенный клинком, еще не успев упасть на землю, если бы сьер Антон с громким криком не отбросил меч.

Слишком поздно, чтобы спасти Маррона от раны, но вовремя, чтобы спасти от гибели. Клинок не попал в сердце, вообще миновал грудь, но вспорол одежду и кожу на левой руке и зазвенел на камнях двора. Маррон ощутил рвущий холод этого прикосновения, мгновенно превратившийся в жар, но он уже катился к ногам противника, поднял глаза на побледневшее лицо сьера Антона, увидел свою руку, все еще сжимающую деревянный меч.

И ударил вверх, не с силой, которой уже не было, и все же с достаточной силой и соображением, чтобы не бить в защищенную кольчугой грудь. Он ударил тупым концом в горло сьеру Антону, и ударил достаточно сильно, наверняка оставив кровоподтек. Будь у его меча острый конец, горло оказалось бы перерезано. "Разрезать и повернуть, и тогда смерть мне наверное".

Сьер Антон отпрыгнул, кашляя и ругаясь, а затем снова приблизился, потирая рукой горло, и все же с тенью улыбки на лице.

- Неплохо. Но, если не ошибаюсь, первым убил тебя я, - произнес он, словно прочитав по лицу Маррона все его мысли. Может быть, так оно и было.

Он протянул сопернику руку. Маррон отпустил меч и схватился за нее. Сьер Антон легко поднял его на ноги и придержал, пока колени Маррона не перестали дрожать, а сам он не начал дышать ровно и не восстановил равновесие.

- Покажи, - указал сьер Антон на раненую руку.

Они вместе осмотрели рану. Рукав рясы Маррона был разрезан, вокруг дыры расплывалось красное пятно. Сьер Антон отогнул рукав и обнаружил на предплечье длинный порез.

- Рана не глубокая. Боюсь, будет шрам, но совсем небольшой, рука будет действовать. Как, ты сказал, тебя зовут?

- Маррон...

- Вот что, фра Маррон, - снова ехидно, однако на этот раз без всякого высокомерия, сказал он, - промой и перевяжи рану, а потом возвращайся, ладно?

Кивок, хлопок по плечу - и сьер Антон отвернулся, поднял свой меч, осмотрел его лезвие, вынул из кармана на поясе кусок ткани и протер клинок. Маррон смущенно смотрел ему вслед, чувствуя, как руку жжет все сильнее, словно раскаленным тавром.

Тряхнув головой и поморгав, чтобы прогнать головокружение, Маррон огляделся и увидел, что учения уже кончились. Остальные- схватки закончились давным-давно, братья и рыцари стояли вдоль стен и глядели на Маррона и сьера Антона, переводя глаза с одного на другого.

Маррон чуть пошатнулся, и к нему подбежал Олдо. Подперев друга мощным плечом и обхватив рукой, он бессвязно зашептал:

- Ты молодец, это было здорово, если бы у тебя был настоящий меч, ты бы ему показал, а он что, убить тебя хотел?.. - А Маррон просто стоял, тряс головой и смотрел на капающую с пальцев кровь, пока не подошел фра Пиет. Исповедник объяснил им, где взять бинты, воду и новую одежду. Он даже кивнул Маррону и коротко поздравил с тем, что он замечательно дрался и не посрамил отряд. Однако сейчас Маррон слышал только прощальные слова сьера Антона, заглушавшие все остальные звуки: "Потом возвращайся, ладно?"

Не просьба и даже не приглашение, скорее уж команда, и Маррон не мог понять почему, но ему хотелось подчиниться. Он так и сделает. Если ему будет позволено.

Первое головокружение прошло, и Маррон, послушавшись Олдо, накрыл рану пропитанным кровью рукавом, прижав его изо всех сил, чтобы остановить кровотечение. Он уже мог идти более или менее ровно, однако Олдо все равно отправился с ним, хотя никто ему этого не разрешал. "Сделать то, чего тебе не приказывали, есть ослушание". Маррон и Олдо шли по двору, ежесекундно ожидая, что фра Пиет сейчас прикажет Олдо вернуться.

Однако окрика не последовало. Оборачиваться, чтобы узнать, заметил ли их фра Пиет, они не стали - может, и к лучшему. Безмолвное позволение либо дано, либо нет, и если нет, Олдо об этом наверняка узнает. Сомнение иногда бывает куда более удобным товарищем, нежели уверенность.

Дважды спросив дорогу, они нашли лазарет. Брат лекарь прижег рану такой едкой и вонючей мазью, что Маррон даже вскрикнул, хотя само ранение перенес без звука. Лекарь перевязал руку длинной полотняной лентой и пообещал, что на месте раны будет шрам шириной не больше мизинца и длиной не более двух. Из лазарета в ризницу - Маррон ожидал, что ему прикажут самому отстирать и зашить рясу, как было бы в аббатстве, однако ему без единого замечания выдали новую, - оттуда обратно во двор. Даже если бы сьер Антон и не приказал Маррону вернуться, они не знали бы, куда еще идти.

Шестеро рыцарей-искупителей сражались между собой; фра Пиет с отрядом ушли, и магистра Рикарда тоже уже не было.

Явно ожидавший возвращения Маррона, сьер Антон вскоре заметил его появление. Он сделал шаг прочь от противника, поднял левую руку и опустил меч. Его напарник кивнул и встал в сторонке, а сьер Антон подошел к братьям.

- Твой отряд ушел в оружейную, - коротко сказал он Олдо, - и тебе следует идти туда же. Вон туда, - показал он дорогу, жестом, предупреждавшим любые возражения. - А ты, - это уже относилось к Маррону, - стань вот там и смотри. Да не бойся ты, я отпросил тебя у твоего исповедника по меньшей мере на час. Следи за мной.

Он вернулся к напарнику. Олдо неуверенно взглянул на Маррона и пошел, почти побежал в указанном направлении.

"А как же я? - подумал Маррон, нервно поглядев на высоко стоявшее солнце. - Что мне делать, когда колокол призовет всех на молитву, - идти в молельню вместе с рыцарями?" Он не мог представить себе такого, но не мог и остаться за дверью. Долг прежде всего - а провести в молитве четыре Великих Часа было для каждого брата долгом, стоящим выше любого другого.

Но Брат Шептун пока молчал, а здесь от Маррона тоже требовалось послушание; если и не послушание брата рыцарю согласно Уставу - он не знал или не мог вспомнить, требуется ли оно, - то послушание простолюдина дворянину, а к этому Маррон был привычен всю свою жизнь. Маррон стоял там, где ему было сказано, и смотрел на фехтующего сьера Антона.