Жюль Верн - Паровой дом (пер. В. Торпакова)
— В путь! — сказал Балао Рао. — Они обещали две тысячи фунтов тому, кто тебя выдаст! Но мало оценить голову, надо ее получить!
— Они ее не получат, — ответил Нана Сахиб. — Иди, брат, не будем терять времени, иди!
Балао Рао уверенным шагом пошел вперед по узкому проходу, который вел к темному подземному коридору, прорытому под плитами храма. Добравшись до отверстия, скрытого каменным слоном, он осторожно высунул голову, посмотрел в темноту направо и налево и, убедившись, что вокруг никого нет, решился выбраться наружу. Кроме того, из предосторожности он сделал 20 шагов по улице, проходящей вдоль храма, затем, не заметив ничего подозрительного, свистнул, сообщая Нане, что путь свободен.
Несколько секунд спустя братья покидали эту искусственную долину длиной в пол-лье, всю прорезанную сводами, галереями, достигающими в некоторых местах большой высоты. Они остереглись проходить возле магометанского мавзолея, который служил пристанищем паломникам или любопытным всех национальностей, привлеченным чудесами Эллоры; наконец, обогнув деревню Рауза, они оказались на дороге, соединяющей Аджанту с Борегами.
Расстояние от Эллоры до Аджанты составляло 50 миль (примерно 80 км), но Нана уже не был тем беглецом, который пешком уходил из Аурангабада. Сейчас, как сказал Балао Рао, три лошади ждали его на дороге под охраной индуса Калагани, верного слуги Данду Панта. Эти лошади — одна для Наны, другая для Балао Рао, третья для Калагани — были укрыты в густом лесу в миле от деревни. Вскоре три всадника скакали галопом по направлению к Аджанте. Впрочем, никто не удивлялся при виде факира на коне. В самом деле, значительное число этих наглых нищих просит подаяние, разъезжая на лошадях.
К тому же дорога была довольно безлюдной, неблагоприятной для паломников в это время года. Нана и его сподвижники быстро продвигались вперед, ничего не опасаясь. Они останавливались лишь затем, чтобы дать передохнуть лошадям, и во время этих остановок подкреплялись той снедью, какую захватил Калагани. Они избегали наиболее посещаемых мест провинции, бунгало и деревень; так они проехали мимо Роджи, унылой горстки черных домов, черных от времени, как и темные жилища Корнуэлла[69], и Пулмарии, маленького городка, затерянного среди плантаций уже совсем дикой местности.
Местность была плоской и однообразной. Во всех направлениях простирались вересковые поля, тут и там прорезанные массивами густых джунглей. Но при приближении к Аджанте дорога становилась все более неровной.
Великолепные гроты Аджанты соперничают с чудесными пещерами Эллоры и, возможно, еще более красивы в своем ансамбле; они занимают нижнюю часть маленькой долины примерно в полумиле от города с тем же названием.
Выбрав эту дорогу, Нана Сахиб смог миновать город, где правительственное объявление уже, наверное, было расклеено.
Через пятнадцать часов после того, как они оставили Эллору, Нана Сахиб и два его спутника углубились в узкий проход, который вел к знаменитой долине, где 27 храмов, вырубленных непосредственно в скалистом массиве, нависают над головокружительной пропастью.
Ночь сияла звездами и была великолепна, но луны не было. На фоне звездного неба вырисовывались высокие деревья, баньяны[70], некоторые из них считаются самыми большими среди гигантов индийской флоры. Стояло полное безветрие, даже малейшее дуновение ветерка не тревожило атмосферу, ни один лист не шевелился, не было слышно никакого шума, за исключением глухого рокота потока, что струился в нескольких сотнях футов в глубине оврага. Но этот рокот перешел в настоящее рычание, как только лошади достигли водопада Сатхунда, который низвергался с высоты 50 туазов[71], разбиваясь о выступы кварцевых и базальтовых скал. Водяная пыль столбом кружилась в ущелье и играла бы всеми цветами радуги, если бы луна освещала окрестности этой чудной весенней ночью.
Нана, Балао Рао и Калагани приехали. В этом месте, за поворотом дороги, внезапно обозначилась долина, богато украшенная подлинными шедеврами буддийской архитектуры. Там, среди храмов со множеством колонн, розеток, арабесок, веранд, с колоссальными фигурами животных самых причудливых форм, испещренных темными ячейками, в которых некогда обитали жрецы — хранители этих священных жилищ, художник может еще любоваться настенными фресками, будто вчера написанными и изображающими королевские церемонии, религиозные процессии, битвы с применением всех видов оружия того времени, каким оно было в Индии, этой роскошной стране, в первые века христианской эры.
Нана Сахиб знал все секреты этих таинственных подземных ходов. Не раз он со своими сподвижниками, теснимый королевскими войсками, находил здесь убежище в тяжелые дни восстания. Подземные галереи, соединяющие их, самые узкие туннели, умело проделанные в кварцитном массиве, извилистые коридоры, тысячи ответвлений лабиринта, запутанность, которая утомила бы и самых терпеливых, — все это было ему хорошо знакомо. Он не мог заблудиться там, даже когда факел не освещал их темной глубины.
Во мраке ночи Нана с уверенностью человека, знающего, что делает, направился прямо к одной из щелей, с виду второстепенной. Вход в нее был скрыт завесой из густого кустарника и нагромождением каменных глыб, которые случившийся давным-давно обвал как бы специально бросил сюда, между кустарниками, растущими на земле, и растениями, обвивающими утес.
Набоб просто царапнул ногтем по зеленой завесе, и этого было достаточно, чтобы о его прибытии узнали все.
Две или три головы индусов тотчас показались среди ветвей, затем десять, потом двадцать, и вскоре люди, проскальзывая между камней, как змеи, образовали группу из сорока хорошо вооруженных человек.
— В путь! — произнес Нана Сахиб.
Не спрашивая объяснений, не зная, куда он ведет их, верные соратники набоба пошли за ним, готовые дать себя убить по одному лишь его сигналу. Они шли пешком, но их ноги могли поспорить в скорости с ногами лошадей.
Маленький отряд углубился в обрывистое ущелье, которое поворачивало по склону к северу и опоясывало вершину горы. Через час отряд добрался до дороги на Кхандву, которая теряется в ущельях гор Сатпура. Ветка, отходящая от железнодорожного пути Бомбей — Аллахабад на Нагпур, и сам основной путь, идущий к северо-востоку, были пройдены на рассвете.
В этот момент на всех парах пронесся поезд из Калькутты, выпуская белый дым на великолепные баньяны, растущие у дороги, и пугая своим ревом диких зверей в джунглях.
Набоб остановил свою лошадь и, протянув руку к убегающему поезду, громким голосом произнес:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});