Дмитрий Шатилов - Нф-100: Изобретатель смысла

Перфекта молча смерила его взглядом, и Гиркас вдруг понял, насколько холодной и жёсткой она может быть, если захочет. Дружелюбное её лицо сменилось каменной маской, а глаза, глубокие и тёплые, словно заледенели.

К счастью, длилось это лишь мгновение.

-  Если в двух словах,  - заговорила Седьмая необычайно мягко,  - мне требуется от вас вот что. Как Дун Сотелейнен, вы пользуетесь у конгаров определённым уважением...

-  Ну, это как сказать,  - буркнул Гиркас.

-  Неважно, заслуживаете ли уважение вы лично. Значение имеет то, что должность, которую вы занимаете - почётная и гарантирующая определённую безопасность даже в военное время. В сущности, от вас требуется немногое: сопровождать меня на Торакайскую бойню, где я рассчитываю найти пропавшую сестру. Справитесь с этим?

-  А оплата?  - спросил Гиркас.

Перфекта подняла брови.

-  Оплата?  - переспросила она.  - Разве Дун Сотелейнен требует оплаты за свои услуги?

-  Ну- у,  - замялся Гиркас.  - Я не это имел в виду... Понимаете ли...

Он мялся, переступал с ноги на ногу, руки его хватали воротничок рубашки, словно ему было нечем дышать, но самый страшный провал в его жизни просто не мог не произойти. Самая страшная его тайна должна была вылезти наружу.

-  Гиркас,  - сказала перфекта спокойно,  - скажите мне, каковы обязанности Дун Сотелейнена? Только, пожалуйста, не надо врать.

Сперва Гиркас сказал "уф".

Потом он сказал "ох".

Наконец, он покраснел и уставился в пол.

-  Вы не знаете,  - констатировала перфекта.  - Что ж, этого следовало ожидать. Почему- то я поняла это сразу, как только вас увидела. Гиркас, неужели вам не стыдно?

Гиркас молчал. Стыдно ему не было, но хотелось, чтобы перфекта побыстрее ушла и оставила его в покое. "Думай о шкафе,  - велел он себе.  - Шкаф, тёплый, удобный шкаф. Сейчас она уйдёт, и я допью портвейн и съем бутерброд с копчёной рыбой".

Бутерброд ждал его в шкафу, но и перфекта ждала тоже, и она оказалась упорнее.

-  Нет,  - сказал он.  - Мне не стыдно. Я перепробовал чёртову кучу работ и ни на одной не задерживался дольше полугода. Что мне - застрелиться, если я ни на что не гожусь?

Он подождал, не ответит ли перфекта, но та молчала и глядела на него спокойными карими глазами, не осуждая, но и не поощряя рассказывать. Просто ждала.

-  Знаете,  - сказал он, набравшись смелости,  - может быть, я и не знаю, что должен делать Дун Сотелейнен, но это первая работа, на которой я делал хоть что- нибудь! Ко мне приходили конгары, я выслушивал их, шёл и что- то говорил. Не знаю, слушали они меня или нет, но это было что- то!

Говоря это, Гиркас почувствовал, что в глубине его разгорается давно забытое чувство: праведный гнев. Давно он не злился ни на кого всерьёз - с тех пор, как рабочие котельной застукали его за просмотром порножурнала. Кажется, над ним месяц потешались из- за того, что он, вроде бы нормальный парень (пусть и конгар), до сих пор ни разу не был с женщиной.

Да, Гиркас почувствовал себя злым, очень злым. Глаза его сузились, рот перекосился, и он, сделав паузу, заговорил тяжёлым сдавленным голосом.

-  На чем я остановился? Ах, да, на работе. Работал я спокойненько, горя не знал, и тут приходите вы - красивая, с вечными ценностями и рассказом, трогающим до глубины сердца - и попрекаете тем, что я, дескать, не знаю, в чём заключаются мои обязанности! Мало того, вы ждёте, чтобы я по первому требованию бросился за вами и таскал для вас каштаны из огня! Да как бы не так! Где это написано, что я обязан вам помочь? Где? Ах, да, это следует из ваших нравственных принципов! "Помогай другому, и тебе помогут!", да? Ну, так вот: мне никто никогда не помогал! Да- да, никто! Даже эта работа - подачка! И с чего это, спрашивается, я должен помогать вам? По какой такой причине? А? А?

Это, конечно, была ложь. Дядя, устроивший его на должность Дун Сотелейнена, любил его, пусть и по- своему, да я и во время оно подыскал Гиркасу по дружбе пару мест. Но такой уж был он человек, что не мог жить без мелодрамы, и, натешившись вдоволь своим гневом, частенько переходил от негодования к восхвалению собственной особы, как делают все конгары.

Случилось так и на этот раз. Выпалив тираду, Гиркас отдышался, вытер со лба выступивший пот и заговорил спокойнее:

-  А самое страшное, что вы, милая, совершенно не знаете конгаров! Вам кажется, будто стоит хорошенько попросить, и они помогут вам отыскать эту самую Восьмую, да ещё и преподнесут вам её на блюдечке! Трижды ха! Хороший я Дун Сотелейнен или плохой, но конгаров знаю получше вас! Во- первых, твари это зловредные и подлые, а если взять того же Конкаса, моего слугу, то ещё и вонючие!

-  А во- вторых?  - улыбнулась перфекта. Её, женщину мудрую и опытную, не мог не забавлять этот человечек, который, повинуясь непонятным импульсам, кидался из крайности в крайность.

-  Во- вторых, все они, как один, мерзавцы, и способны на любое коварство!

-  То есть без вас мне никак не обойтись?

-  Конечно!  - выпалил Гиркас и замер в ожидании ответа. Вид у него в этот момент был преглупый.

-  Значит, договорились,  - сказала Седьмая.  - Теперь слушайте мой план. Отъезжаем мы завтра...

-  Завтра?  - переспросил Гиркас,  - Нет, завтра я не могу. Я должен... У меня много дел!

-  Завтра,  - повторила перфекта.  - Мы отъезжаем завтра.

-  Ну, хорошо.

-  В десять часов утра.

-  Это слишком рано! Я не могу так!

-  В Дипгородке мы должны быть к вечеру. Там нас встретит военный комиссар Торакайской бойни, которому я отправила письмо. Будем надеяться,  - вздохнула перфекта,  - что он окажется приличным человеком, не то, что...

И вновь Гиркас взвился на дыбы:

-  Не то, что я?  - чуть ли не закричал он.  - Вы хотели сказать: не то, что я?!

-  Да,  - ответила Седьмая.  - Я хотела сказать: не то, что вы. Раз мы с вами отправляемся в опасное путешествие, давайте будем друг с другом честны. Вы - совсем не тот человек, которого я хотела бы видеть на своей стороне. Вы неряшливы, истеричны, невежественны и грубы. Когда я увидела вас впервые, я подумала, что вы - конгар. Тем не менее, вы вполне можете сыграть свою роль. Ничего страшного, что вы не знаете, кто такой Дун Сотелейнен и что он должен делать. Большая Одиссеева книга говорит, что и сами конгары затрудняются сказать, кто это и какова его роль. Говорит она, правда, и о том, что любой, кто пытается выяснить у конгаров правду о Дун Сотелейнене, сам Дун Сотелейненом являться не может - поэтому держите язык за зубами, хорошо?

-  Договорились,  - мрачно сказал Гиркас. Запрет чесать языком пришёлся ему не по вкусу. Недаром он звался Гиркасом, что буквально в переводе с конгарского значит "большой рот". Трепло, если по- простому.

-  Далее,  - продолжила перфекта.  - Во время путешествия я требую, чтобы вы: