Дмитрий Шатилов - Нф-100: Изобретатель смысла

Этого я не могу допустить. Хотя нас, перфект, часто обвиняют в том, что любовь к Арку в нас запрограммирована, я не боюсь сказать, что люблю Арк - люблю по- настоящему, так, как можно любить лишь то, что вот- вот потеряешь. Поэтому я его покидаю его не только с грустью, но и с надеждой увидеть вновь - спокойным и безмятежным. Где- то далеко, в гуще Торакайской бойни, меня ждёт человек, подобный мне - тот, кого мы знаем под именем Дун Сотелейнен ("подобный мне" значит разрывающийся между двумя мирами,  - и для него, как и для меня, это не проклятие, а лишь особенность жизни). С ним я предприму попытку остановить Торакайскую бойню - ради тех, кто сражается в ней и ради нас самих.

Прощайте, учитель, и знайте: где бы я ни была, вы всегда останетесь со мной.

VIII

-  Не очень- то умно с её стороны,  - начал было Гиркас, но осёкся. На какой- то миг ему показалось, что этими неосторожными словами он насквозь пробил броню олимпийского спокойствия перфекты, и в этой рваной ране мелькнуло её подлинное лицо, в котором не было ни спокойствия, ни уверенности - только мука, отчаяние и неизбывный страх.

Так иногда бывает: в минуту страдания или неудержимой радости с людей облетает всякая шелуха, и под слоем наносной дряни обнаруживается брат, твой и мой. Если на пороге Гиркас столкнулся с таинственной незнакомкой, полной достоинства, то теперь перед ним сидела обычная женщина, испуганная за близкого человека.

-  Да,  - тихо сказала Седьмая.  - Это было не очень- то умно с её стороны. Это лучший поступок, который когда- либо видел Арк, но это действительно было не очень- то умно с её стороны.

-  Простите, я не хотел,  - сказал Гиркас и с досады прикусил язык.

-  Ничего. Кто- то должен был это сказать, и лучше вы, чем сёстры. Я так и слышу их: "Это вопиющее нарушение Кодекса Арка!", "Наблюдать, но не вмешиваться!", "Мы не можем запретить остальным кантонам уничтожать друг друга, наше дело - переждать невзгоды и сохранить ростки гуманизма и нравственности на этой Богом забытой планете!". Как будто, если быть честным до конца, проблема Торакайской бойни не касается всех и каждого!

-  Ну...  - задумался Гиркас.

-  Вы так не считаете?  - спросила перфекта, вновь скрываясь под маской безмятежного спокойствия.  - Что ж, это я могу понять. В Большой Одиссеевой книге сказано, что Дун Сотелейнены зачастую личности эксцентричные, и не склонные принимать близко к сердцу проблемы общества. Сейчас я постараюсь объяснить вам, что к чему.

Если вкратце, ситуация такова. Испокон веков конгарские племена враждуют между собою. Причин для вражды много: и нехватка еды, и личные разногласия вождей, и природная кровожадность конгаров, и множество других...

-  Это правда,  - перебил Гиркас перфекту.  - Взять того же Конкаса - дня не было, когда бы он не приходил домой в синяках. За хлебом отправишь - и то найдёт с кем подраться!

-  Важно другое,  - дождавшись, пока Гиркас закончит, продолжила Седьмая,  - то, что с первого дня пребывания на Тразиллане земляне научились оборачивать конгарские междоусобицы себе на пользу.

-  Как это?

-  Очень просто. Вспомните Мировую войну: кто сражался по обе стороны баррикад? Конгары. Кто понёс самые тяжёлые потери? Конгары. Кто по итогам войны получил меньше всего? Конгары. Почему же они, спросите вы, соглашались помогать землянам? А почему к человеку льнёт приблудный пёс? Потому что надеется на хорошую кость. Видите, я уже пользуюсь примером Восьмой.

Как бы мы ни презирали конгаров, они тоже живые существа, у них есть свои надежды и страхи. И с самого первого дня хомо сапиенс, человек разумный, играл на них. Пообещаешь дать немного еды - и конгар готов служить. Обещаешь больше - и он согласится убить собственного брата. Посулишь золотые горы - и нет такой гнусности, которую он не совершил бы. Что и говорить, натура их слаба, и чем она слабее, тем сильнее для землянина соблазн воспользоваться этой слабостью себе во благо. Двести пятьдесят лет тразилланской истории мы эксплуатировали конгаров, а последние пятьдесят лет эксплуатация приобрела чудовищные размеры. Я, разумеется, говорю о Торакайской бойне.

-  Я понял,  - сказал Гиркас, которого эта беседа, несмотря на красоту перфекты, начала утомлять.

Однако перфекта продолжала:

-  Как известно каждому, война - явление зрелищное, и не лишённое определённой эстетики. Глупо отрицать красоту военной формы, ещё глупее не признавать того поистине магического воздействия, которое оказывают выстроившиеся в каре батальоны. Нет ничего красивее рукопашного боя, пусть и нет ничего страшнее. И всё же на Земле мы сравнительно редко задумывались о том, чтобы сочетать с приятным полезное, извлекать из преклонения перед войной выгоду. Говоря "сравнительно редко", я не имею в виду отдельных личностей, сделавших состояния на торговле оружием - это пусть останется на их совести. Я говорю о государствах и политиках, что ими управляют: на Земле у них считалось хорошим тоном, по крайней мере, говорить о мире. Здесь, на Тразиллане, они отбросили и эти условности.

Не знаю, как сказать лучше, но Торакайская бойня сегодня - огромная биржа, активы которой - конгарские жизни. Чем сильнее разгорается война между конгарскими племенами, тем больше денег зарабатывают фирмы, которые поставляют конгарам оружие, пищу и одежду. Мало того, сам факт войны обеспечивает повышенное внимание мирного населения к торговым маркам, которыми пользуются конгары. Таким образом, война становится ещё и хорошей рекламой, она как бы двигает торговлю, и при виде огромных денег мало кого волнует, что в основе богатства лежат человеческие жизни. Думаю, именно это и возмутило Восьмую...

-  Всё это старо, как мир,  - не выдержал Гиркас.  - Война - это основа прогресса, и всё такое. Лично я проходил это в школе. И потом: рассуждения о жестокости войны - это прекрасно, и Восьмую мне по- своему жаль, однако я до сих пор не понял, зачем вам я. Не поймите неправильно, вы мне нравитесь, я смотрел бы на вас целую вечность, но я очень устал, а понять до сих пор ничего не понял. Какое я имею отношение к Торакайской бойне и к вашей пропавшей сестре? Чем я могу вам помочь, как Дун Сотелейнен?

Перфекта молча смерила его взглядом, и Гиркас вдруг понял, насколько холодной и жёсткой она может быть, если захочет. Дружелюбное её лицо сменилось каменной маской, а глаза, глубокие и тёплые, словно заледенели.

К счастью, длилось это лишь мгновение.

-  Если в двух словах,  - заговорила Седьмая необычайно мягко,  - мне требуется от вас вот что. Как Дун Сотелейнен, вы пользуетесь у конгаров определённым уважением...