Сизя Зике - Сахара

Якобы, в ходе наших розысков, мы, сами того не зная, очутились в военной зоне, где количество деревьев тоже имеет стратегическое значение. Так что весьма скоро нас окружает вооруженный отряд. Они прекрасно снаряжены, имеют все, что необходимо, даже вижу одного типа с противогазом на поясе.

Арест, тюрьма, никаких избиений, но полнейшая изоляция на два дня, до самого дня трибунала. Нас обвиняют в шпионской деятельности. Это вообще африканская болезнь. Им нечего скрывать, но нужно, к примеру, иметь разрешение на то, чтобы фотографировать. Шиза абсолютная. Через пару дней еще один суд. Мы находимся на казарменном плацу. Напротив нас, у ступеней при входе в барак собрались все офицеры. После нескладной речи грязным шпионам, коими мы и являемся, отдается приказ покинуть центральноафриканскую территорию в течение двадцати четырех часов. В противном случае: тюрьма, суд, расстрел. Уж если они трахнуты шпиономанией, то способны на все.

Решаем покинуть страну. Вот только здесь нет самолетов, нет поездов...

***

Положение спасают Франсуаз и Аисса, покупая нам новую пирогу, в которую мы устраиваемся в тот же самый день, собрав весь необходимый провиант. Нас подхватывает течение, Мигель пытается грести. Мы вновь отправляемся на юг. Уже через пару минут бросаю весло.

Это путешествие, как будто живьем взятое из болезненного кошмара, продолжается несколько недель. Мигель тоже очень быстро бросает грести. Лежим на дне пироги и позволяем течению нести себя. Выкуриваем огромные количества высококачественной заирской травки, которая валит нас с ног на целые дни. Иногда, заметив поблизости деревушку, сходим на сушу поискать еды, после чего отправляемся дальше. На ночь же просто вытаскиваем пирогу на мель. Во время этого сплава я наконец-то увидал те самые африканские картинки, которых ожидал. Видел кучу животных, гиппопотамов, крокодилов. У меня даже была возможность поиметь несколько пигмейских женщин. В одной из деревушек старый пигмей завел меня к себе в хижину, чтобы с гордостью показать старинный, проржавевший будильник. Я посоветовал ему таскать его на шее, чтобы отгонять злых духов.

Начало путешествия было забавным, зато его завершение оказалось трудным и мучительным.

Мы подхватили малярию и амебную лихорадку; чтобы напиться приходилось нырять до самого дна, где вода не такая грязная. Сотрясаемые лихорадкой, мы быстро теряем вес. И как специально пирога часто застряет среди веток прибрежных деревьев, а усилия, необходимые для ее освобождения, забирают у нас последние силы. Так мы добираемся до Браззавиля, где надеялись хоть немного передохнуть. Но тут нас ждал неподкупный таможенник.

***

В Конго-Браззавиле мы сделались маоистами. Таможенник, негр в китайском мундире, для начала запретил нам выйти в город и пребывать в нем. Нам запрещено даже обратиться к врачу. Затем добрые десять минут он рассматривал наши фотографии в паспортах, делая вид, что читает фамилии. В конце концов, он глянул мне прямо в глаза и сказал:

- В своей жизни вы ни на что не пригодны.

- Чего?

- Вы непродуктивны. Вы паразиты. Все руки должны использоваться для производства, чтобы расцвело сто цветов, как учил нас председатель Мао. Вы должны стыдиться.

Веду себя тихонько, пока он не поставил все свои печати, после чего заявляю, чтобы дал себе засадить греку.

- Засадить греку?

Он ни хрена не понял. Облегчаю ему задачу, говоря, что вместо грека может быть и сенегалец. Прежде, чем ему удается найти достойный ответ в своей маленькой красной книжечке, нас уже нет. Раз нам запрещено оставаться в городе, садимся на поезд, который через буш доставляет нас в Пойнте Нуар, нашу конечную цель. Эта прогулка по Африке нам уже осточертела. И я решил, что на этом конец.

На пляже возле порта потихоньку вылизываемся от малярии. Там же заканчиваем нашу Библию. За эти несколько дней знакомлюсь с несколькими европейцами, которые за проведенные тут годы превратились в африканцев. Они поселяют нас у себя, а пара проведенных с ними делишек позволяет мне собрать наличность. Половину отдаю Мигелю.

Я нашел себе судно - старый кипрский ржавый транспортник, который завтра идет на Роттердам. Я возвращаюсь на север.

Самое время расстаться. Вся эта история начала мне надоедать. Мигель теперь может справляться и сам. Что же касается меня, ослабленного этим африканским эпизодом, то самое времечко взяться за продолжение.

- Чао, Мигель!

- До свидания, Чарли. Спасибо тебе за все.

Он пожимает мне руку. Он тронут до глубины души, видно невооруженным глазом. Я тоже, но по мне не видно.

***

Эй, ты там, наверху! Видал? Кое-кого я спас!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Судно высадило меня в Роттердаме после приятного путешествия без каких-либо приключений. В свободное от работы время кипрские моряки играли в нарды. Поскольку кости у них уже имелись, я научил их играть в более интересную игру: в крапс. Удача сама шла в руки. Даже не пришлось обманывать, чтобы общипать их на пару сотен долларов. В Европе осень. Возвращение к цивилизации всегда приходит для меня с трудом. Слишком много людей, слишком много шума, слишком много правил. Я сразу же направился в Бордо, где всегда оживают детские воспоминания.

Именно здесь поселилась моя семья после изгнания из Марокко. Здесь же я пережил и собственные "четыреста ударов"2.

Физически я был необычайно развит для своего возраста, и полностью посвятил себя единственному интересному для себя занятию, которым в то время мог заняться, то есть - уличным приключениям. Параллельно с этим я немного походил в лицей, чтобы доставить удовольствие матери. Но это было с моей стороны единственной уступкой. Помню день экзаменов на аттестат зрелости. Я уже был шефом банды, поэтому в лицей прикатил на краденой машине, с одним из своих парней в качестве шофера.

Тогда я наделал массу глупостей, заставивших покинуть город в весьма юношеском возрасте. Следующий год я провел на Лазурном Побережье, стараясь выехать за границу. Чтобы умотать из Франции я пробовал всего.

Дважды я вступал в Иностранный Легион, записался добровольцем во время Шестидневной Войны: это же сколько неудачных попыток. В конце концов, напал на судью по делам несовершеннолетних не такого глупого, а может чуточку посимпатичнее, чем иные, который сделал необходимое, чтобы я получил паспорт. В Каннах я уселся на судно до Буэнос-Айрес - мне было всего восемнадцать; а после того - семь лет интенсивных приключений, удовольствий, путешествий. В Бордо после того возвращаюсь впервые. Интересно было бы повстречать моих давних дружков, что остались из ничего не осознающей банды пацанов, которыми мы тогда были. А прежде всего, хотелось бы увидеться с толстяком Кристианом. Его я отправился искать в баре, где чаще всего привыкли встречаться. Хозяин, толстый и усатый, никак не может остыть от изумления: