Фриц Лейбер - Странник (The Wanderer)

За их спинами возникла Анна.

– Почему все так испугались? – весело спросила она. – Это, наверно, самая большая летающая тарелка в мире! – и она выключила фонарик. – Теперь он уже не нужен.

Дылда снова заговорил таким же монотонным голосом:

– Японский огненный шар двигается очень медленно. Это кажется, что он висит над головой, на самом деле он пролетает над нами.

Коротышка обошел вокруг Дылды и схватил его за руку.

– Смог бы воздушный шар до такой степени затмить звезды? – спросил он. – Могли бы мы в его свете различать цвета наших автомобилей? Смог бы он осветить Тихий океан от побережья до островов Санта-Барбара? Черт возьми, ответь мне, Чарли Фулби!

Дылда огляделся по сторонам. Потом вдруг закатил глаза, так что стали видны только белки, повалился на кресло и бессильно сполз на пол. Коротышка внимательно посмотрел на него и задумчиво произнес:

– Что бы это ни было – но это не Арлетта.

Из-под стола показалась блестящая лысина и очки Профессора, а за ними и лохматая борода Хантера. Сейчас они были похожи на двух бравых гномов.

– Это не атомный шар, – заявил Профессор. – Он не увеличивается и светит не так ярко.

Он помог подняться Раме Джоан. Ее зеленая чалма размоталась, белоснежная блузка помялась.

Хантер тоже встал.

Анна протянула руку и погладила Мяу.

– Она мурлычет и все время смотрит на эту большую тарелку, – сказала рыжеволосая девочка, – будто хочет ее облизать.

Странник по-прежнему висел в небе, контуры его были четко обрисованы. Он был огромен, и две его половинки, золотая и фиолетовая, складывались в форме символа «инь-янь» – символа света и тьмы, мужского и женского начал, добра и зла.

Пока другие всматривались в неизвестный объект, размышляя о его природе, Коротышка достал из нагрудного кармана большой блокнот и на чистом листке бумаги набросал схематический рисунок. Он сгладил некоторые неровности и заштриховал фиолетовую часть нового небесного тела.

Дон Мерриам снял последнюю ловушку и направился к станции. Кольцо вокруг Земли с правой стороны ярко светилось. Через несколько секунд покажется Солнце, на Луну вернется жаркий день, а темный круг Земли снова осветят отраженные Луной солнечные лучи.

Дон резко остановился. Солнце еще не показалось, а Земля засветилась раз в двадцать ярче, чем обычно. Она никогда не бывала такой в свете Луны. Он без труда мог различить контуры обеих Америк, а вверху справа – маленькую светлую точку гренландского ледяного щита.

– Дон, посмотри на Землю, – раздался в наушниках голос Йоханнсена.

– Я как раз и смотрю, Йо. Что происходит?

– Мы не знаем. Подозреваем, что где-то на Луне произошел мощный взрыв. Может быть, пожар на советской базе – вдруг взорвалось ракетное топливо?

– Это не дало бы столько света, Йо. А может, Амбарцумян изобрел световой сигнал мощностью в двадцать Лун?

– Атомный фонарь? – невесело усмехнулся Йоханнсен. – У Дюфресне другое предположение: все звезды за нами превратились в сверхновые.

– Да, эффект был бы таким же, – согласился Дон. – Но, Йо, что это за штука над Атлантикой?

Штукой, о которой он говорил, было яркое желто-фиолетовое пятно, появившееся на спокойной глади океана.

Ричард Хиллэри задернул занавеску, чтобы резкие утренние лучи солнца не слепили глаза, и попытался поудобнее устроиться в кресле автобуса-экспресса, который начал набирать скорость по дороге в Бат. Этот автобус был приятной неожиданностью после подпрыгивающего на выбоинах дороги драндулета, на котором Ричард ехал из Портшеда в Бристоль. Хиллэри почувствовал, что приступ болезни проходит: внутренности, которые час назад свивались змеиным узлом, теперь успокаивались.

«Вот что может сделать с воображением один вечер, проведенный с пьяным валлийским поэтом, – с иронией подумал он. – Черт, какая была боль! Этого мне хватит надолго.»

Во время прощания Дэй Дэвис был в исключительно приподнятом настроении. Он громко декламировал «Прощай, Лона», на ходу сочиняя отдельные обороты. Сыпал ужасными неологизмами, например, «лунотьма» и «светолюди», а под конец разродился «румянодевой». И избавившись от общества Дэвиса, Ричард испытал искреннее и глубокое облегчение. Сейчас его даже не раздражало радио, которое включил водитель автобуса, вынудив тем самым пассажиров слушать приглушенные звуки американского неоджаза, бессмысленного, как республиканская партия.

Ричард тихо, но глубоко вздохнул. «Да, нет больше Дэя, по крайней мере, сейчас… нет научной фантастики, нет больше Луны. Да, главное – нет больше Луны.»

Из радиоприемника прозвучал голос:

– Мы прерываем наши радиопередачи для важного сообщения из Соединенных Штатов Америки.

8

Хантер и Профессор разговаривали, наблюдая за Странником. Кудрявая шевелюра и буйная борода Хантера на мгновение заслонили золотистую часть шара, и блестящий череп Профессора приобрел какой-то странный оттенок.

Пол почувствовал неожиданный прилив энергии, прыгнул на эстраду, и не задумываясь о последствиях, крикнул:

– Я обладаю секретной информацией о звездных фотографиях, на которых ясно видны поля деформации! Они полностью подтверждают высказывания…

– Довольно! У меня нет времени выслушивать бредни фанатиков! – крикнул Профессор и снова обратился к Хантеру.

– Я могу поспорить, Росс, что, если этот объект удален от Земли на такое же расстояние, как и Луна, то он должен быть величиной с Землю. Наверняка! Но только…

– Исходя из предпосылок, что это шар! – резко перебил его Хантер. – Он может быть и плоским, как тарелка.

– Конечно, исходя из предпосылки, что это шар. Но это, пожалуй, наиболее естественное и рассудительное предположение. Вы согласны? Послушайте, если этот объект всего в тысяче километрах от нас, – на секунду он задумался, – его диаметр составит сорок восемь километров, да?

– Да, – подтвердил Хантер, – вы правы.

Профессор кивнул так энергично, что если бы не придержал очки, то они упали бы на землю, и продолжил:

– А если он находится только в сотне километрах, то свет – его собственный, а не отражение солнечных лучей…

– И диаметр его будет равен почти пяти километрам, – закончил за него Росс.

– Да, – согласился Пол, включившись в разговор. – Но в таком случае период его обращения на орбите составит девятнадцать минут, или четыре градуса в минуту, а такое движение мы можем наблюдать и без помощи звезд.

– Вы совершенно правы, – кивнул Профессор, обращаясь к Полу, как к старому знакомому. – Четыре градуса, угловые размеры Пояса Ориона. Если этот шар действительно двигается с такой скоростью, то мы вскоре заметим его движение.