Светлана Дильдина - Песня цветов аконита

Я недавно писала, что у нас с братом нет тайн друг от друга. Я ошибалась. Я никогда ему не расскажу. А другие… они мало знают. К тому же делиться с Найли сплетнями насчет любимой сестры — дело рискованное.

Братишка выглядел радостным, словно задиристый игривый котенок. Мраморная тэй шла ему — я сама настояла на такой одежде. Зато теперь брат вписывался в изящную толпу молодых людей из лучших домов. На рукавах был вышит тонкий черный узор — повилика и летящие птицы. Птицы должны были помочь верно направить стрелу, а повилика — притянуть к нему удачу. Погода была чудесная — тепло, но облачно, дул совсем легкий ветерок. У Найли был красивый черный лук и стрелы с синими перьями.

Первыми проводились состязания лучников.

Мы с Ясу заняли удобное место. Я с удовольствием села бы прямо на траву, она выглядела очень мягкой и нежной. Но это было невозможно. Я так волновалась, что едва не расплела закрепленную на виске косичку. Никак не справлюсь с этой детской привычкой.

Мишеней было пять. Самая сложная и далекая изображала многоглазую птицу. Попасть следовало в каждый глаз.

Очередь Найли подошла скоро. Он весело улыбнулся мне. Брат прекрасно поймал ветер, и только одна стрела немного отклонилась от цели. Мне захотелось запрыгать на месте и завизжать. Кажется, я и впрямь подпрыгнула… во всяком случае, Ясу ухватила меня за рукав.

Лучше брата не оказалось никого. Хотя у него было два сильных соперника. Один из них немного замешкался и допустил ошибку, а второй сделал все точь-в-точь как Найли, только стрела его отклонилась вправо, а не влево. Конечно, мне было немного обидно, что брат не станет единственным победителем. Но признаю, его противник тоже достоин победы.

Я подумала, что брат теперь будет задаваться целую неделю. Но все равно я была за него очень рада. А он даже не подошел, помахал мне рукой и влился в компанию старых друзей на другом конце поля. Не очень приятно, хотя другого я и не ждала.

А потом были состязания конников. Награды победителям должны были вручать под самый конец.

Когда появились всадники, я почувствовала, что мне трудно усидеть на месте. Ясу опять предостерегающе вцепилась в меня. Она совсем меня не поняла. Я всего лишь хотела убежать. Потому что…

Он обвел глазами всадников — и, честное слово, лицо его было радостным и оживленным. Потом увидел меня среди зрителей — и какая-то странная усмешка появилась на губах. Вряд ли кто это заметил, может быть, мне и показалось. Он глянул мне в глаза, прямо, как будто я стояла в двух шагах от него. И отвернулся.

Я не сразу поняла, что произошло. А потом…

Он хотел видеть меня среди участников. А я испугалась.

Потом награждали победителей. Победители в скачках и выездке получали великолепных коней, белого и вороного. Лучники, двое, которые оказались лучшими, — драгоценные луки из темного дерева с тонкой золотой насечкой: украшение не казалось лишним на отличном оружии.

Наместник поднялся, приветствуя победителей, и вручил луки сам. С легкой улыбкой — обоим, но взгляд его задержался на брате Юхимэ чуть дольше.

…В монастыре Найли видел изображения Детей Облаков. У них были такие же отрешенные лица, прямые взгляды, находящие нечисть даже под корнями гор. Они так же казались состоящими из света и небесной пены, а не из плоти. До этого момента Найли как-то не удосужился толком рассмотреть нового хозяина Окаэры — кого прислали, того и прислали, после двухлетней отлучки куда интереснее было болтать со старыми друзьями. И когда те взахлеб рассказывали о произошедших переменах, только морщился. Подумаешь…

Теперь жалел, что не слушал их речи.

Записки Юхимэ

— И что ты о нем думаешь? — скрывая собственные мысли, спросила я.

На лице Найли появилось робкое выражение, порядком меня удивившее.

— Я… видел такое лицо у статуэтки в монастыре. Я думал, таких не бывает в жизни.

— Однако же он вполне есть, — со смехом сказала я, — и даже успел навести свои порядки.

— Знаю. Слышал, — коротко ответил брат и продолжал думать о чем-то своем. Я снова затормошила его:

— Приятно быть первым, да, братец?

— Я не был первым.

Я просто остолбенела. Слышать такое от самолюбивого брата — это уж слишком. А он продолжал:

— Я хотел бы стать самым лучшим…

— Ты всегда этого хотел, — я повела плечами.

— Теперь особенно.

— Почему?

Найли, казалось, меня не услышал. Обидно. Я попробовала зайти с другой стороны.

— И чем ты займешься теперь, после того, как со всеми повидался? Будешь развлекаться? Или попробуешь добиться хорошего места? Или, может, в Гёру тебе скучно, и ты вернешься в свой монастырь упражняться в стрельбе? Зато лет через пять наверняка станешь самым искусным…

— Я никуда не уеду, — кажется, он не понял, что я его поддразниваю — в голосе появились упрямые нотки. — Я знаю, чего хочу.

О, в этом я не сомневалась. Если Найли придет что-то в голову, оттуда этого не выбить даже осадным тараном. Только хочет он обычно недостижимых вещей. Как и я, впрочем. В детстве я как-то увидела, как луна дрожит над отрогами Юсен. И захотела луну. Я ревела три дня подряд, меня никак не могли успокоить. Конечно, луны я не получила. А Найли однажды вознамерился приручить детеныша лесной собаки. Мы жили тогда у тетки, в глуши. Щенок искусал его, но Найли оказался упрямей. И вскоре тот позволял себя гладить…

Те из приближенных, что всегда находились рядом с господином, назывались Внутренней свитой. Внешней — те, что удостоились права просто бывать рядом. Людям из Внутренней доверяли поручения, требующие ума и преданности.

Такие люди окружали любого наместника, и Йири Алайя исключением не был. В провинции не соблюдали четкого разделения Внешней и Внутренней свиты, он же больше доверия оказывал приехавшим с ним из Столицы; но среди доверенных лиц были и уроженцы Окаэры. Но даже от Внутренних он держался на некотором отдалении, не одарив никого своей дружбой.

Молодежи в Окаэре было много — хотя большая часть рвалась в Столицу. Сейчас оставшиеся стремились к Йири Алайя, словно пчелы к цветку-медоносу. Он будто частичку Столицы с собой привез и с готовностью принимал молодежь, хоть сам оставался закрытым.

Найли выделялся среди остальных мальчишеской порывистостью и непосредственностью. Он прямо наизнанку выворачивался, чтобы показать себя достойным оказанной чести. И в свите скоро заметили, что он развлекает господина, который относится к Найли снисходительно и все чаще обращается к нему. До этого Высокий так не выделял никого из местных.