Стивен Джонс - Франкенштейн

Он велел ей отправляться в комнату и лечь на живот. Она не сопротивлялась и не пыталась убежать, потому что знала: иначе будет еще хуже. Стейси пошла к себе в комнату и схватила плюшевого медведя Балу. Когда она крепче держалась за Балу, было не так больно. Не намного, но чуточку.

Папуля вытащил ремень и, сжимая его двумя руками, ввалился к ней в комнату. Он задрал ее коротенькую, юбочку, стянул колготки и трусики. Стейси даже не отдавала себе отчета в том, что впилась зубами в ухо Балу. Кожаный ремень со свистом рассек воздух. Она изо всех сил пыталась не кричать и не дергаться — порой это лишь усугубляло наказание. Ей оставалось беззвучно лить слезы и уповать на то, что сегодня папуля устал.

Закончив с поркой, он схватил ее за запястье и потащил в туалет. Щелкнула задвижка на двери снаружи. Потом он вышел из комнаты и наконец оставил ее одну.

Папуля даже не догадывался, что ей нравилось сидеть в туалете. Вместе с ней там были ее друзья: слон Бабар и оранжевый мохнатый Плуто. А еще маленький переносной телевизор, который в прошлом году ей подарила тетя Джина. Она даже хранила в туалете подушки и старое одеяло. Когда Стейси разулась, то почувствовала себя вполне комфортно. То есть так могло бы быть, если бы положение лежа не доставляло столько боли.

Она прижала к себе плюшевых зверей и включила телевизор, настроенный на канал, который с пяти утра начинал показывать мультфильмы. Но Стейси в общем-то было все равно, что по нему идет. Писклявые голоса и картинки на экране успокаивали ее, и она не чувствовала себя такой одинокой.

Через некоторое время она задремала, а когда проснулась, то обнаружила, что у нее жар и мягкое место мучительно горит. Стейси попыталась найти удобное положение и примостилась на боку, практически уткнувшись носом в экран, на котором она увидела мужчину в смешном костюме и с забавным акцентом, выступающего перед каким-то занавесом. Когда он закончил болтать, на экране показались слова. Только читала Стейси не очень хорошо. Впрочем, ей все равно было безразлично, что там написано. Потом появились глаза и начали вращаться вместе со словами…

Стейси заболела. Она знала, что такое жар, и чувствовала, что сейчас как раз такой случай. Когда мамуля была жива, она касалась дочкиного лба ладонью и сразу понимала, насколько сильно та больна. Стейси помнила, как однажды заболела с очень высокой температурой и мамуля вместе с ней легла в ванну с холодной водой и покачивала ее там до тех пор, пока температура не спала…

Очнувшись от грез о матери, Стейси переключилась на изображение на экране. Там был темноволосый мужчина с запавшими глазами и тонкими губами, похожий на папулю. Этот человек вместе с другом, сгорбленным и скрюченным, опирающимся на небольшую тросточку, на пару что-то вырезали из деревянной заготовки. Похожий на папулю человек сказал, что тело изувечено и бесполезно.

Стейси не могла уснуть по-настоящему. Она лежала с закрытыми глазами до тех пор, пока боль не вынудила их снова раскрыть. И вот опять она увидела того же человека, на нем был такой же белый халат, который папуля носил на работе. Мужчине с забавным акцентом он показывал, как пришил кисть к руке, которой она не принадлежала. Каким-то образом Стейси поняла, что похожий на папулю человек собрал Монстра, как они его называли, из всевозможных различных частей. На вид Монстр был ужасен, но боялся, что его могут сжечь, выпороть, посадить на цепь или застрелить. Стейси все это понимала.

Она даже поняла маленькую девочку — чуть моложе, чем она сама, — которая, используя цвета, просила Монстра, чтобы тот бросил ее в озеро.

После этого Стейси с облегчением поняла, что не одна, и уснула по-настоящему.

Утром папуля ее, конечно же, выпустил. На улице было около восьмидесяти градусов по Фаренгейту[35], но Стейси, как обычно, пошла в школу в толстом свитере, юбке и колготках. Она вспомнила о чудном голубом бассейне на заднем дворе соседского дома, в котором ей никогда не суждено плавать. На вопрос о манере Стейси одеваться ответ был однозначным: папа девочки — педиатр, он говорит, что дочь страдает неврологическим расстройством.

Это объясняло многое. Например, то, что Стейси часто засыпала на уроках и иногда слишком явно ожидала перемены, что ей сложно сконцентрироваться, запомнить или пересказать материал. Также все знали и о том, что шесть лет назад мама девочки умерла от рака и с тех пор отец растил дочь один.

Многие жалели отца Стейси — молодого педиатра, который так любил детей, что решился сам воспитывать слабоумную и болезненную девочку.

Этим вечером папуля рано вернулся домой, отослал няню и приготовил обед. Стейси он налил супа с отвратительным запахом и велел съесть горячим.

Над тарелкой поднимался пар. Девочка взяла ложку, зачерпнула из тарелки и поднесла ко рту. Суп жег язык и нёбо, но папуля говорил, что еда нормальная. И заставил ее все съесть, пока шел пар.

Потом Стейси вымыла посуду, пошла в свою комнату и свернулась калачиком на кровати, прижимая к себе Балу. Она вспоминала фильм, который вчера ночью видела по телевизору, и блуждала среди видений, забыв про жжение во рту.

Папа одет в белый халат, который обычно носит на работе, но кабинет его больше, темнее, с каменными стенами. Вдоль них расположена уйма непонятных приборов, некоторые искрят, словно фейерверк четвертого июля. Папа стоит спиной к ней, он склонился над рабочим столом и что-то ритмично делает руками. Картинка смещается, и вот Стейси отчетливо видит, что делает папуля.

На столе перед ним распростерто тело — человеческое, но недоделанное, лишенное некоторых частей. Руки без кистей, ноги без ступней и голова без лица. Стейси увидела, что папуля зажал в пальцах иголку с ниткой, и поняла, что он шьет так же, как мамуля, когда у дочки отрывались пуговицы или рвались штанишки.

Стейси приближается и видит, что именно он шьет. Он работает надо ртом, который зияет пустым черным провалом. В его левой руке зажат комок серой мертвой плоти, которая с одного края потемнела от стежков. А правая рука двигается вверх-вниз, вверх-вниз.

Он вшивает язык.

Так рождается Монстр.

На следующий день собственный язык Стейси болел. Он был покрыт волдырями от ожога. Папуля подлечил рубцы на ягодицах, и теперь они болели меньше, но из-за обожженного языка девочка стала еще менее разговорчивой, чем обычно. В школе только буфетчица мисс Вашингтон заметила это и спросила, что случилось.

Стейси не захотела отвечать. Перед глазами стоял образ папули с иглой и нитью. Но не в силах сдержаться, она выпалила: