Владимир Немцов - Семь цветов радуги

Павел Григорьевич затрясся в хохоте, чуть пуговицы не отлетели от жилетки.

— Вот это я понимаю, — хлопнул он себя по блестящей макушке: просвещаете, значит, темный городской народ. А то, глядишь, приедет к вам какой-нибудь неискушенный в этом деле инженер и, чего доброго, станет осетрину мускатом заливать. Молодцы, ей-богу, молодцы! — Он тонко взвизгнул, словно его неожиданно пощекотали. — Правильное воспитание.

Инженер схватил свою панамку, нахлобучил ее, затем снова сорвал с головы и, уже успокоившись, вытер красные глаза.

— К слову сказать, — продолжал он, глядя на смущенного повара: — почему раньше наш народ больше водку пил, чем вино? У нас делаются лучшие вина в мире, а мы попросту не особенно обращаем на них внимания. Все это мелочь, но и в этом мы должны бороться за культуру. Приветствую вас, Тихон Данилович!

— Прошу отведать! — Растроганный повар поставил на стол бутылку вина без этикетки.

Стеша понимающе улыбнулась, и что-то прошептала на ухо Бабкину. Тот сделал круглые глаза и взглянул на Димку.

Дрожащей рукой разливая вино по бокалам, Тихон Данилович с проникновенным волнением говорил:

— Легкое десертное. Могу признаться, что это вино пользуется особенной любовью наших колхозников.

— Приятное, очень приятное, — смаковал розовое игристое вино инженер. Иголочками так и колет в нос. Я так думаю — крымское, — протянул он. — Не ошибся?

— Ошиблись, очень даже ошиблись. Местное винцо, девичьеполянских зимостойких виноградников. Вот уже четыре года, как осваиваем особый сорт мичуринского винограда. А винцо из первой опытной партии для, как: говорится, внутриколхозного потребления.

…Закончился обед. Вскоре прекратились испытания тракторов, так как Павел Григорьевич приказал испробовать их на другом участке.

Вместе со Стешей Тимофей брел по дороге к Девичьей поляне. Он вел за руль мотоцикл. Не хотелось ехать — слишком коротка дорога до колхоза.

Вадим тоже следовал за ними. Однако ему было страшно неудобно идти вместе с Бабкиным и Стешей. Он чувствовал, что мешает им, а потому и разговор не клеится. Багрецов решил отстать.

Тимофей все еще не мог избавиться от ощущения неловкости, вспоминая, как он поцеловал Стеше руку. Шляпа тогда слетела и покатилась. Бабкину пришлось ее ловить. Может, в этом было спасение? Никто в ту минуту не заметил его растерянного, покрасневшего лица. Только когда он снова надел шляпу, наблюдательная Стеша многое могла прочесть на лице Тимофея.

Удивительнее всего, что за три года их знакомства и большой дружбы они ни разу не признались друг другу в своем чувстве. Сколько писем написал Тимофей девушке! Сколько ответов получил от нее! В письмах было все: и местные новости, и радость от обоюдных успехов, и поздравления с праздниками или днем рождения. В них часто встречались осторожные теплые фразы: «Скучаю без вас, Тимофей Васильевич, — писала Стеша. — Сейчас идет дождь, и мне грустно. Когда ждать вас?» И Тимофей отвечал: «Я очень хочу вас видеть, Стеша. У нас начинается экзаменационная сессия…»

Никто из них не решался первым раскрыть свое чувство: Тимофей из-за скромности, а Стеша больше из гордости. Как может она, девушка, первой сказать ему об этом! Ждали они друг друга вот уже три года, и, пожалуй, никто из друзей как следует этого и не оценил. Впрочем, уж очень молоды были и Стеша и Тимофей, не созрело их робкое чувство.

Однако Вадим совсем другой. Сейчас он думал о поведении Бабкина и с тайным смущением вспоминал прошлое.

Впервые встретив Ольгу, он на другой же день написал посвященные ей стихи: «Ну и что ж, что мне восемнадцать. Встреча с вами сказала мне вновь…» Дальше шли примерно такие же подходящие к данному случаю слова, их уже не помнил Вадим. Конечно, заканчивалось это четверостишие в рифму словом «любовь».

На подобные излияния Тимофей не способен. Он считал, что такими словами, даже если их требует рифма, бросаться нельзя.

Солнце давно перекатилось через зенит и сейчас словно торопилось закончить свой трудовой день. Сквозь легкие облачка оно равнодушно посылало свои нежаркие лучи на песчаную дорогу, по которой спускались Бабкин и Стеша. Как тень, брел за товарищем молчаливый Вадим. Тимофей отдал другу его шляпу и сейчас шел с непокрытой головой, держа за спиной прожженную фуражку. Солнце уже успело выкрасить его лоб и нос будто малиновым вареньем. Малиновый цвет просвечивал даже сквозь щетку стриженых волос.

«Прежде чем сказать о своем настоящем отношении к девушке, надо выяснить ряд совершенно необходимых обстоятельств, — строго и трезво анализировал Бабкин создавшееся положение. — Все может случиться. Возникнет ряд непредвиденных ситуаций, — размышлял он, искоса поглядывая на Стешу и стараясь сохранять на лице маску ледяного равнодушия. — А вдруг она совсем иначе относится ко мне, чем я к ней?» — мелькнула осторожная мысль.

Мотоцикл сползал с горы, словно толкал Тимофея: «Ну говори же, говори…»

Начал Бабкин издалека, нерешительно, будто пробуя, не проломится ли под ним тонкий ледок. Сейчас ему казалось, что действительно он приближается к девушке по хрупкой стеклянной корке. Того гляди, провалишься.

— Был я, по вашему заданию, в институте каучуконосов, — нарочито равнодушно сказал Тимофей, краем глаза наблюдая за Стешей. — Видел новый сорт тау-сагыза. Потом я все подробно расскажу. Кстати, — небрежно заметил он, имя Антошечкиной в институте хорошо известно. Удивительно интересная там работа. Огромные залы. Везде электронные микроскопы… Сами понимаете, на всю страну институт работает.

Стеша смотрела себе под ноги и, размахивая цветной шапочкой, чему-то загадочно улыбалась. След от ее тонких каблучков вился по узкой тропинке.

Багрецов угрюмо считал эти следы и мысленно повторял: «Сто тридцать, сто тридцать один». Ему было отчаянно скучно, к тому же он завидовал Бабкину. Никогда он не мог себе представить, что из маленькой босоногой девчонки, которую он встретил ранним утром на колхозном дворе три года тому назад, вырастет такая девушка. Герой! Повезло Тимке, ничего не скажешь! Письма ему пишет… Ждет… Смотрит ласково…

Но у Тимофея что-то не ладится. Молчит. Будто белым флагом, размахивает он за спиной фуражкой. В романтическом воображении Димки это означало, что друг сигнализирует ему о капитуляции.

Нет, не прельстишь знатного полсвода столичными институтами. Она бывала там, разговаривала с профессорами, смотрела в электронные микроскопы и даже получала задания от института. На своих опытных участках проверяла способы гнездового посева кок-сагыза с применением нового вида удобрения.