Владимир Немцов - Семь цветов радуги

— Да уж понятно, — Анна Егоровна со смехом ущипнула девушку за щеку. Длинному дядьке, наверное, не поздоровилось, коль он твою химию затронул.

— А как; же, товарищ председательница, — согласилась Стеша, весело сверкнув глазами. — В районе нам разговаривать приходится солидно. На наш колхоз все смотрят… А я как никак бригадир.

Стеша стояла перед Анной Егоровной скромная и тихая. На слегка запыленном темно-синем костюме блестела золотая звездочка.

Из-за фургона показался Бабкин. Он пытался напустить на себя равнодушный вид: дескать, это вполне случайная встреча и он лишь подошел затем, чтобы засвидетельствовать свое почтение знатному полеводу, Герою Социалистического Труда.

— Тимофей Васильевич! — «знатный полевод» всплеснула руками и, сжав у подбородка кулачки, застыла в изумлении. Она не видела Бабкина два года и сейчас была потрясена его солидной внешностью.

Окончательно убедившись, что из картуза донышко совсем вывалилось, будто вырезанное аппаратом для выжигания, Тимофей взял у Багрецова шляпу. Он не привык подставлять и без того светлые волосы солнцу. Выгорят начисто, они и так похожи на бахрому от накрахмаленного полотенца.

И вот сейчас Бабкин представился Стеше в серой летней шляпе. Белый плащ, который ему навязал Вадим, был небрежно перекинут через плечо. Потрясающая внешность! Правда, шляпа спускалась на глаза и мало гармонировала с сапогами, но все это очень понравилось Стеше. Девушка — модница, что греха таить, только таким и хотела бы всегда видеть Бабкина!

Покачиваясь на своих высоких каблучках, Стеша смотрела на него и ждала, что-то он скажет ей. Целый месяц не получала она писем от Тимофея. Мало ли какие неожиданности могли произойти за этот срок?.. Стеша чувствовала, что сердце у нее колотится, как после быстрого бега. Ей не хватает дыхания… Она ждет!

Бабкин растерялся. Он смотрел то на нее, то на Анну Егоровну; ему было неудобно в присутствии постороннего человека заговорить со Стешей. И Димки тоже, как назло, нет здесь. Он бы выручил.

Тимофей чувствовал себя в отчаянно глупом положении. Он даже не поздоровался… Анна Егоровна испытующе смотрела на него. Она чем-то недовольна. Ну, что бы сделал сейчас Димка при такой встрече? Он изучил все правила тонкой вежливости, а Стеше это особенно нравится.

Сам не знал Бабкин, как все случилось. Точно во сне он подошел к Антошечкиной, пробормотал какое-то приветствие и, склонившись, неловко поцеловал ее руку.

Знатный полевод приняла это как должное. Вот это обращение! Ее побледневшее лицо осветилось чудесной улыбкой.

— Добро пожаловать, Тимофей Васильевич!

Анна Егоровна переводила глаза то на одного, то на другого. Вот так молодцы! Ай да меньшенький! Что же это дальше будет? Стеша тоже хороша! Ну, что поделаешь с этими кадрами? Растили мы полевода, и вдруг… Хозяйка чутьем угадывала, что все это неспроста. Не такие они ребята… Горестно стало ей. Бабкин — москвич, у него свои дела. Возьмет девку в Москву — и подминай, как звали! «Разве можно препятствовать!» — вспомнила она своя разговор с Павлом Григорьевичем, а тут же ему посочувствовала. «Да, видать, каждому начальнику приходится солоно, — вздохнула она. — Что сделаешь, растут наши дети, растут».

Она задумалась. Когда председательница вновь подняла голову, рядом с ней уже никого не было. Друзья ушли в тень тополей. Стеша держала мотоцикл за руль. Бабкин облокотился на седло и с сияющим лицом смотрел на девушку. Наверняка, он ничего не слышал из того, что она рассказывала ему. Заметив взгляд Анны Егоровны, Тимофей быстро наклонился и деловито стал ощупывать шины мотоцикла.

ГЛАВА 6

ЯСНЫЙ ГОРОД

И планы,

что раньше

на станциях лбов

задерживал

нищенства тормоз

сегодня

встают

из дня голубого,

железом

и камнем формясь.

Анна Егоровна уже давно уехала на поля кок-сагыза, оставив Стешу и московских техников на холме. Антошечкиной не терпелось, она хотела тоже отправиться вместе с председательницей, но Анна Егоровна запротестовала.

— Нечего! — решительно сказала она. — На кок-сагызе машина не первый день испытывается. Там и без тебя обойдутся. Погляди за новыми тракторами. Чай, тебе придется по этой пахоте озимые сеять. Насчет науки я не сомневаюсь, продолжала она. — Инженеры свои машины знают. А вот насчет агротехнических тонкостей не грех полеводу и поговорить с инженерами. Может, помощь какая им от тебя понадобится.

Друзья решили пообедать на холме.

Анна Егоровна перед отъездом вызвала по радио повара с ближайшего полевого стана.

Он приехал с блестящими термосами, надел белый колпак и начал разливать чудесную окрошку, пахнущую свежестью и укропом. В каждую тарелку повар клал кусок прозрачного льда.

— Такую «ледовитую прелесть» я ел только в московском ресторане «Аврора», — хвалил искусство мастера кулинарии любивший покушать Павел Григорьевич. Он жмурился от удовольствия и гладил себя по груди. — Откуда вы лед получаете?

— Наш консервный завод производит, — почтительно отозвался повар Тихон Данилович, сухонький старичок с седыми обвисшими усами. Он еще до революции работал в каком-то петербургском ресторане. — В этом деле у нас задержки нет. Обратите внимание — свой деликатесный горошек, — словоохотливо пояснил он, ловко выкладывая гарнир на блюдо.

— Высший сорт, — говорил он. — Московский дегустатор на наше колхозное производство приезжать изволили, весьма хвалили. Раньше потребляли в ресторанах высшая знать да именитое купечество…

Тихон Данилович, как жонглер, орудовал вилкой и ложкой, держа их в одной руке, и, словно щипцами, накладывал мелкий зеленый горошек.

— А вот извольте видеть, — продолжал он, открывая консервную стеклянную банку. — Высший деликатес — патиссоны. Сейчас продукция нашего колхоза. Обратите внимание на марку.

— Простите, — грубовато перебил повара Павел Григорьевич, с вожделением смотря на «высшие деликатесы». — Вот вы все повторяете: нашего колхоза, нашего производства… Какой же вы колхозник?

Повар слегка обиделся. Он заморгал своими бледными старческими веками. Усы его опустились еще ниже.

— Не извольте беспокоиться, — с достоинством ответил он. — Принят общим собранием. К внучке приехал, по слабости здоровья. Но так и остался, — он виновато развел руками. — Кулинарное искусство стало в чести у наших колхозников. Раньше, извините, — он задержал на весу тарелку, которую подавал московскому инженеру, — сельский народ не понимал тонкостей нашего ремесла. Как говорится, щи да каша… А сейчас, изволите-с видеть… — Он поставил перед ним тарелку.