Алексей Корепанов - Тайна Древнего Лика

Стекла в очках были обыкновенными, потому что на зрение он не жаловался.

7

За приоткрытым окном шумели на ветру дубы. Крепкие морщинистые стволы с раскидистыми ветвями занимали все пространство между домом и сплошь обвитой плющом оградой, и землю с редкой травой усеивали желуди. Отсюда, с высоты второго этажа, был виден только кусок противоположного тротуара, протянувшегося вдоль пустыря. Говорят, там когда-то было кладбище, и строиться на этом месте никто не желал. Здесь, в южном пригороде Трентона, царила тишина. Тишина вполне устраивала Алекса Батлера, перебравшегося сюда после развода. Из всех предложений агентства недвижимости он остановился именно на этом коттедже. И арендная плата была вполне приемлемой. А соседствующее кладбище — если оно там действительно когда-то было — его совершенно не смущало.

Второй день подряд он то бесцельно слонялся по дому, то лежал на диване, то прогуливался под дубами. То, как сейчас, сидел за столом, навалившись грудью на сложенные перед собой руки, и смотрел мимо экрана компьютера в окно, на равнодушные деревья, зачем-то пытавшиеся дотянуться до серого октябрьского неба.

Состояние его было очень и очень странным. С одной стороны — полнейшая, всепоглощающая апатия, абсолютнейшее нежелание что-либо делать и о чем-либо думать. С другой стороны — какой-то непонятный зуд, ничем не обоснованное стремление куда-то идти, ехать, плыть, лететь, что-то искать… Куда идти? Что искать? Он словно раздвоился, в нем словно жили два Алекса Батлера, и безразличие смешивалось с тревогой, а отрешенность — с настойчивой тягой к каким-то немедленным действиям…

Возможно, лучшим средством примирить эти противоположности, забыться, отключиться, мог бы стать коньяк или виски, большими порциями и часто, — но Батлер давно уже не жаловал спиртное. Он не раз имел возможность убедиться в том, что алкоголь не приносит облегчения, алкоголь отравляет и разрушает мозг, и вернуться потом в нормальное состояние удается ценой слишком больших мучений. Наркотики же он никогда не пробовал, и пробовать не собирался. Самым крепким напитком для него в последние годы было пиво — да и то довольно редко.

Скорее всего, его теперешнее восприятие мира, точнее, себя в мире, требовало вмешательства психиатра, — но Батлер не желал иметь дело ни с какими психиатрами.

Он не знал, что с ним творится, откуда взялась эта депрессия, перемешанная с изматывающей тягой к каким-то немедленным действиям, и у него не было никакого желания анализировать собственное состояние.

И ведь, казалось бы, — ну почему не радоваться жизни? Заветная мечта осуществилась — он побывал на Марсе. Более того, ангел-хранитель или кто-то другой уберег его — и он вернулся домой, целый и невредимый. Правда, с урезанной памятью, — но могло быть гораздо хуже.

Он вообще мог остаться там, внутри Сфинкса… как другие… Или погибнуть вместе с командиром.

А он вернулся.

И вот уже целый месяц не находил себе места под голубыми земными небесами. Голубыми, как глаза Фло…

Там, на Марсе, он все-таки сумел ночью выбраться из модуля и устремился к Сфинксу, в надежде преодолеть невидимый барьер. Но далеко не ушел. Нарбутис и Миллз не позволили ему далеко уйти. Догнали, скрутили, затащили назад в модуль. Вкатили слоновью дозу транквилизаторов, так что в себя он пришел только на орбите, на борту «Арго-2». Да и то ненадолго — его чуть ли не сразу переправили в «усыпальницу», от греха подальше.

Техническая новинка — абляционный позитронный двигатель, разработанный под эгидой НАСА компанией «Позитроникс Рисеч», — не подкачала: через три с половиной месяца после старта с ареоцентрической орбиты «Арго-2» совершил посадку в Космическом центре Кеннеди на мысе Канаверал.

Карантин… Беседы с высокими чинами НАСА… Обязательство нигде и никогда не проронить ни слова о визитах землян на Берег Красного Гора — до тех пор, пока не будет принято решение о предании огласке этого секрета… Пополнение его банковского счета. Более чем солидное пополнение. Он, Алекс Батлер, преподаватель Принстонского университета, стал миллионером, и мог до конца своих дней не заботиться о хлебе насущном и жить на проценты. Конечно же, он поинтересовался насчет вознаграждения всем остальным участникам Первой марсианской, и его заверили в том, что оно непременно будет выплачено родственникам пропавших и погибшего. Свен Торнссон, Леопольд Каталински и Флоренс Рок считались пропавшими — в отличие от командира «Арго» полковника Эдварда Маклайна… Разумеется, по легенде НАСА, несчастье произошло здесь, на Земле, а не на далеком Марсе.

После карантина, который сопровождался тщательным медицинским обследованием, Батлер прошел через добрый десяток сеансов регрессивного гипноза по методике знаменитого гипнотерапевта доктора Голдберга. Однако они не дали никаких положительных результатов. Он не смог вспомнить ни одной детали, связанной с его заточением внутри Марсианского Сфинкса. Более того — само космическое путешествие теперь казалось Батлеру не совсем реальным, и собственное пребывание на Красной планете представлялось всего лишь отрывком какого-то фантастического фильма. Посмотрел — и можно забыть. Глядя из окна на небо, перечеркнутое ветвями дубов, он уже не мог поверить, что действительно был там, что все это ему не приснилось.

Распрощавшись наконец с НАСА, Алекс в начале октября вернулся в Трентон. Проветрил свое забывшее хозяина жилище, навестил родителей. Они знали, что сын участвует в правительственном проекте, связанном с подготовкой марсианской экспедиции, и вряд ли сможет посвятить их в детали — поэтому лишних вопросов не задавали. Жив, здоров — и слава богу! Да еще и с большими деньгами. Отец, правда, не удержался от того, чтобы не полюбопытствовать насчет перспектив полета на Марс. И Алекс искренне ответил, что ничего о таких перспективах не знает. Никто в НАСА на эту тему с ним не говорил, и участвовать в дальнейших марсианских программах ему не предлагали. Хотя он, конечно же, не отказался бы от возможности вновь побывать на Марсе. Только не сейчас, а через год или два, не раньше.

Бывшую жену Гедду с дочкой Айрин он навещать не стал. Они не поддерживали никаких контактов с его родителями, хотя внучка могла бы и по-другому относиться к дедушке и бабушке… они-то в чем перед ней виноваты? Но там, безусловно, все решала Гедда… Что ж, у каждого своя линия поведения и свой жизненный путь…

Все чаще вспоминалась ему Джейн — последняя его любовь, уже давно оставшаяся в прошлом. Почему он сказал: «Джейн», выбравшись из Сфинкса? Ее ли он имел в виду? Или тут что-то другое?