Дмитрий Львов - Исход

Все перегорело и зов умолк.

Сзади послышались быстрые шаги, и рука Киры легла на его вздрогнувшее плечо.

— Я проснулась, а тебя нет… Что случилось?

Горюнов потерся щекой о ее пальцы.

— Ничего не случилось. Подышать вышел, — начал он, но в тот же миг понял, что это не так. Мир менялся. Расчлененные, существующие сами по себе предметы, звуки, запахи ночи с появлением Киры начали сливаться в неразрывное, полное гармонии единство. И душой его, его сутью были звезды. Словно по мановению волшебной палочки, они утратили свою отрешенность, придавая иной, чудесный смысл и темнеющему у горизонта лесу, и невидимой реке, и шороху трав, и одинокому пению птицы.

А потом умолкнувший за минуту до этого зов, возник снова, и Горюнов ощутил, как все страхи, ненависть, боль уходят, смытые теплой волной сочувствия.

Он повернулся к Кире. В ее глазах светились звезды…

6

Лицо Брюгге было хмурым. Под глазами залегли тени.

— Обратно на Форпост? — угрюмо спросил он, отводя взгляд.

— Не угадал, — Горюнов улыбнулся. — Так далеко не хочу. Но на внутренних линиях поработал бы.

— Что так?

— Есть к кому возвращаться.

— Поздравляю, — все так же не глядя, Брюгге покивал головой.

— Не злись, Карл, — сказал Горюнов. — В прошлый раз я не хотел тебя обидеть. Так вышло…

— О чем это ты? — Брюгге поднял на него совершенно больной взгляд.

— Ну, тогда, на Форпосте, — начал Горюнов, но понял, что его просто не слушают. — Что случилось, Карл?

Начальник Космоцентра потер лоб.

— Три дня назад со мной связался Юджин Грановски, из Квебека…

— Институт звездного вещества?

— Он самый. Его вундеркинды наконец-то смоделировали процессы зоны Таунинца. Помнишь гипотезу Шенненброка и Визе? Над ней долгое время потешались…

— Конечно, помню. Идиотская гипотеза.

— Идиотская? — Брюгге дернул губами. — Она полностью подтвердилась. Гравитация нарастает скачком. Несколько порядков за считанные доли секунды. Это смерть. А в семьдесят пятой сто сорок человек… Вот так. И связь прервана. Они войдут в зону через пятьдесят четыре часа… А насчет работы — я все устрою. Свяжись со мной через неделю.

Экран видеофона погас.

Повернувшись, он увидел застывшее лицо Киры. Она стояла в дверях.

— Я все слышала… Это ужасно. Неужели ничего нельзя сделать?

— Нет, — бросил Горюнов. — Они погибнут… Вы, вот что, вы ужинайте без меня… А я пойду, поброжу немного…

… Назад он вернулся глубокой ночью. Поднялся на крыльцо. Встал и запрокинул голову к небу.

Только что прошел слабый дождь. Маленькая туча, подсвеченная луной, торопилась к горизонту, и на омытом небе сияли августовские звезды.

В эти минуты Горюнов почувствовал, как недавно обретенная гармония стремительно распадается дробясь и надо что-то делать, иначе случится непоправимое.

Он отыскал на небе слабую звездочку в созвездии Малого Пса. Туда, в том направлении мчалась семьдесят пятая. Мчалась навстречу гибели.

Сто сорок человек. Сто сорок жизней. Это было главным. Самым главным. Все остальное отступало, уносилось точно щепки в речной стремнине.

Оставались только жизнь и смерть.

Только жизнь и смерть…

Горюнов почувствовал, как могучая сила зарождается в теле, стремительно нарастает, вбирая в себя и любовь к Кире, и надежды на счастье, и ночь, и жизни тех, обреченных слепым роком на смерть.

А потом настал миг и он рванулся вверх…

Под утро Кира проснулась и увидела его нетронутую половину кровати. Набросив халат, она обошла все комнаты, а затем выбежала на крыльцо.

Горюнов сидел привалясь к балясинам перил и смотрел на нее.

Что-то новое появилось в его лице.

— Ты всю ночь просидел здесь?

— Нет. Я был далеко, — он дернул головой вверх, туда где в предутреннем свете бледнели звезды. — Там.

— Там? — голос Киры дрогнул.

Он улыбнулся.

— Они возвращаются, — он встал и обнял ее за плечи. — Понимаешь, они возвращаются.

— Завтракать будешь? — спросила она.