Клятва Хула Джока - Ничтцин Дайлхис
Вир Дакс мстительно улыбнулся.
– Не извиняйся и не приказывай, – тихо сказал он. – Это доставит мне удовольствие, и я вовсе не брезглив. Я надеюсь, – добавил он решительно, – что они окажутся упрямыми! Позволь, Хул Джок, сначала допросить вот этого.
И он указал на одного невероятно огромного парня, большего, чем даже сам принц войны.
У выбранного пленника лицо было вовсе не звериное, но его выражение, хотя и свидетельствовало о высоком уровне интеллекта, также указывало на ужасающе жестокий нрав.
Хул Джок задавал пленнику вопрос за вопросом, а Мор Аг и Рон Ти переводили. Но все, что он мог сообщить, это то, что он был одним из Мудрецов, очевидно, воином-жрецом, и что он считал себя слишком мудрым, чтобы что-то нам рассказывать.
Вир Дакс голосом, буквально мурлыкавшим от радостного предвкушения, приказал всех их, крепко связанных, положить на пол пещеры. Хладнокровно, обдуманно, отломив короткий кусок от острого конца езмлянского меча, он проверил каждого на чувствительность к боли. Один из крокодилоголовых якшей оказался наименее чувствительным, и я увидел, как холодные глаза Вир Дакса многозначительно блеснули.
О том, что последовало за этим, никто из нас, венхесианцев, за исключением Вира Дакса, не любит вспоминать. И все же, прежде чем этот кошмар с головой крокодила умер, другие, наблюдавшие за его постепенно усиливающимися мучениями, прониклись самым жутким страхом перед этим тихим, холодноглазым, мягко улыбающимся, плавно двигающимся венхесианцем Виром Даксом – настолько сильным, что всякий раз, когда его взгляд устремлялся в сторону любого из них, пленник вздрагивал!
Очень обдуманно, как человек, стремящийся продлить удовольствие, Вир Дакс выбрал в качестве объекта номер два кожистое птицеподобное чудовище.
Его испуганные страдальческие вопли ничуть не помогли ему. Вир Дакс продолжал так, словно привык каждый день разделять на части все еще живых существ. Когда он закончил со вторым экземпляром и поднялся на ноги, даже езмляне, наблюдавшие за ним, попятились, избегая встречаться с ним взглядом, а мы, венхесианцы, содрогнулись от ужаса, не исключая Хула Джока.
И когда Вир Дакс склонился над этим Мудрым, поначалу бросившим нам вызов, холодный пот ужаса выступил на его обнаженном теле, и он закричал, охваченный паникой, как могла бы закричать какая-нибудь слабая женщина.
Он заговорил! Без всяких сомнений! Рассказал нам все, что нам нужно было знать. Он бы – если бы мы позволили – повернулся против своего собственного народа и сражался за нас, с радостью передал бы их, поодиночке или скопом, в наши безжалостные руки, если бы только, – хныкал он, – мы не позволили этому ужасному мучителю прикоснуться к нему!
Если бы я стал подробно излагать все, что он нам рассказал, это заняло бы слишком много места и, кроме того, было бы неуместно в этом повествовании. Но, по сути, мы узнали, что Лан Апо, как обычно, был прав, когда заявил, что Последний Лунарион приземлился. Мы узнали, что наши Возлюбленные все еще живы, и – радостная новость! – всё еще невредимы; более того, они в безопасности до самого начала Фестиваля Лнуы.
Мы также узнали, что косвенно должны были поблагодарить нашу бывшую «общую жену», принцессу Идарбал, за их неприкосновенность после того, как Лунарион прибыл на Езмлю. Ибо он – тот, кто намеревался сделать наших семерых венхесианских Возлюбленных своими королевами, быстро отказался от этой идеи, как только увидел Идарбал, которая еще больше соответствовал его предпочтениям. Но в качестве цены за их союз она поставила одно условие – венхесианские женщины будут переданы Мудрым в качестве жертвоприношений на предстоящем Фестивале Лнуы.
– И когда состоится этот Фестиваль Лнуы?
Хул Джок заревел от восторга, когда наш пленник сообщил нам, что впереди еще девять ночей. Рон Ти был не менее доволен.
– С таким же успехом они могли бы дать нам тысячу лет на подготовку, – усмехнулся он. – Через семь дней я обеспечу каждого безоружного чистокровного езмлянина хорошим острым мечом. Нас, венхесианцев, я вооружу теми отремонтированными распыляющими лучеметами, о которых я упоминал. Семи дней будет достаточно.
Хул Джок сделал знак езмлянам, стоявшим вокруг нас, и – что ж! Оставшиеся пленники не выжили, вот и все! С тех пор езмляне больше не приводили пленных. Мы в них не нуждались.
С тех пор и езмляне, и венхесианцы в равной степени стали занятыми существами, почти не останавливавшимися ни днем, ни ночью, разве что для того, чтобы наскоро поесть, поспать пару часов и снова приняться за работу. И днем и ночью из отдаленных пещер приходило все больше и больше езмлян…
И что же все это время делала их раса якшасинов-повелителей?
Они пировали, веселились, предавались всяческому разврату, к которому их побуждали порочные желания, в соответствии с их неестественной природой, и в целом радовались этому величайшему из всех неожиданных чудес – спасению и возвращению одного из их «богоподобных» Лунарионов-прародителей.
О, несомненно, они знали, что мы, венхесианцы, находимся где-то на их планете, и поэтому сообщили об этом Лунариону. Но они также знали – или думали, что знают – что у нас нет ничего, с помощью чего можно было бы посеять смуту, кроме, может быть, дубинок или камней. А у них? Разве у них вновь не было Лунариона, направлявшего их и правившего ими? После окончания великого Фестиваля Лнуы у них будет достаточно времени, чтобы заняться нами. Тогда они точно смогут найти время, чтобы выследить нас, схватить и сберечь до следующего.
Как и обещал Рон Ти, к вечеру седьмого дня все было готово.
Мы знали, благодаря тому, что выведали у езмлян и у пленного Мудреца, что Фестиваль Лнуы проводится в великом Храме Лунарах, который на самом деле был всего лишь огромным, куполообразным, полым холмом с отверстием на вершине, пропускающим прямые лучи Лнуы, когда этот шар, достигнув своей максимальной полноты, висел на самой большой высоте в ночном небе. И мы также знали, что он был расположен на поверхности Езмли, посреди широкой, плоской, каменистой равнины. Как язвительно заметил Хул Джок, когда нам впервые рассказали о нем:
– Что может быть удобнее для наших целей, чем он?
Еще больше соответствовало нашим целям то, что ни один из якшей или якшини не был вооружен во время церемоний – за исключением множества охранников кошкольвов, в обязанности которых входило охранять жертв, пока Мудрые
