Кукушата Мидвича. Чокки. Рассказы - Джон Уиндем
А Оттили вышла замуж не за того мужчину — мы поняли это позже. Наверное, можно сказать по-другому: она вышла замуж не за того мужчину, каким он ей представлялся. Она влюбилась в него, и, без всяких сомнений, он любил ее, но всего этого хватило ненадолго. Примерно через год она уже разрывалась между тем, что любила в нем, и тем, что ненавидела.
Ее Колин Трэффорд выглядел точь-в-точь как я — вплоть до левого большого пальца, который попал в электровентилятор и был короче правого. Так что можно сказать, что где-то в 1926–1927 годах мы с ним были идентичны. Как я понял, у нас с ним были также по большей части одинаковые манеры, похожие голоса, однако различия крылись в интонации, словарном запасе — как я узнал, прослушивая магнитные ленты. Отличались мы и в некоторых деталях: усы, укладка волос, шрам на левой стороне лба, который был исключительно его приобретением. Однако в каком-то смысле я был им, а он был мной. У нас были одинаковые родители, одни и те же гены, одинаковое детство и, если я прав насчет времени дихотомии, абсолютно идентичные воспоминания о первых пяти годах жизни.
Позже обстоятельства в различных проекциях развели нас в разные стороны. Среда или жизненный опыт выработали в нем такие качества, которые, как я подумал, оставались во мне скрытыми, латентными, и, насколько я понял, то же самое можно было сказать о нем.
Думаю, что это разумное предположение, не так ли? В конце концов, человек вступает в жизнь, полную особенных различий и тенденций, хотя и чреватую неким общим предначертанием. Но то, чем становится человек в итоге, состоит преимущественно из его контактов и влияния. Где берут свое начало факторы, сделавшие другого Колина Трэффорда тем, кем он стал, — я не знаю, но ясно, что наблюдать результат было несколько болезненно для меня, как будто я постоянно смотрел на себя в зеркала, самым неожиданным образом искажающие изображение.
В Оттили чувствовались осторожность, напряжение и ожидания, позволившие мне прояснить ряд моментов о характере этого Колина. Более того, в течение следующих нескольких дней я очень внимательно прочел его романы. Самый ранний был вполне неплохим, но в более поздних вещах, где слог приобрел максимальную завершенность, мне все меньше и меньше нравились его вкусы. Без сомнения, брутальность и даже жестокость способствовали продажам, но было в этом что-то еще, не только стремление заработать деньги. С каждой последующей книгой я с все большей ненавистью смотрел на свое имя на обложке.
Кроме того, я нашел страницы не завершенного пока романа. Я подумал, что, следуя его заметкам, мог бы написать более-менее похожую подделку, но конечно же не стану этим заниматься. Если бы я продолжил его карьеру, то стал писать бы свои книги, не его. Но в любом случае мне не нужно было переживать о том, как именно зарабатывать на жизнь: благодаря войне и прочим тревожным событиям физика в моей проекции далеко опережала их физику. Даже если у них здесь уже изобрели радар, он все еще оставался чьей-то военной тайной. У меня было достаточно знаний, чтобы сойти за гения и заработать на этом целое состояние, если бы меня это действительно заботило.
Он улыбнулся и покачал головой. Затем продолжил:
— Видите ли, когда я отошел от потрясения новой реальности и начал понимать, что же все-таки произошло, то не нашел причин для беспокойства. А когда я встретил Оттилию, не стало повода для сомнений. Хоть мне и было трудно приспособиться, но очень помогли мои воспоминания о довоенном мире. Правда, освежить в памяти отдельные детали было очень сложно: друзья, которых ты не знаешь, друзья, с которыми вы расстались, — и у каждого своя жизнь, некоторые женились или вышли замуж за известных мне личностей (хотя не обязательно тех же, что и в этой проекции), а у некоторых спутниками жизни оказались совершенно неожиданные люди. К тому же случались довольно нелепые встречи, как, например, когда мы столкнулись лицом к лицу с дородным, радостным мужчиной в баре рядом с Гайд-парк-отелем. Он не знал меня, но я знал его; последний раз, когда я его видел, он лежал у дороги и череп его был насквозь пробит снайперской пулей. Я встретил Деллу, свою жену, которая выходила из ресторана со счастливой улыбкой на устах, держа под руку высокого типа, похожего на чиновника; мне стало довольно неловко, когда она взглянула на меня, как на совершеннейшего незнакомца, так что мне показалось, что и я, и она просто призраки, однако я был рад, что она не умерла в 1951 году в той проекции. Самым странным оказались частые встречи с людьми, которых я должен был бы знать, а знакомства другого Колина были, очевидно, обширными и любопытными. Мне все больше начинала нравиться идея не слишком перегружать себя работой и посвятить время «вживанию» в новую реальность.
Единственное, что абсолютно не приходило мне в голову, — это возможность повторного возникновения ситуации, которую я принял за уникальный сдвиг проекции, но на сей раз в обратную сторону.
И я рад, что это не произошло сразу же и не лишило меня трех самых чудесных недель моей жизни. Думаю, что это время и было тем, что лучше всего описывала гравировка на тыльной стороне часов: «К. навеки от О.».
Я попытался со всей возможной деликатностью объяснить ей то, что, по моему мнению, произошло, но она совершенно ничего не поняла, поэтому я сдался. Думаю, что она уверила себя в том, что примерно через год после нашей свадьбы я начал страдать от переутомления, а теперь мне стало гораздо лучше, и я снова сделался тем человеком, каким она считала меня раньше… Что-то в этом роде. Однако эти теории ее практически не интересовали, ведь значение имели лишь последствия… и то, какими идеальными были наши отношения. В конце концов, что еще мне было нужно? Насколько я чувствовал, ничего. Я был влюблен. Какая разница, каким образом я нашел единственную, ранее не известную мне девушку, которую искал всю свою жизнь. Я был счастлив и никогда не думал, что могу испытать такие чувства… Ах,
