Александр Лукьянов - Чёрная пешка

Сосед Лунина широко раскрытыми глазами смотрит на происходящее в соседней колонне и невольно вжимает голову в плечи, приноравливается к шагу окружающих. И, пусть никто из конвоиров-береговиков не обращает внимания на подопечных фрегат-лейтенанта, и даже собаки пробегают мимо них с полным равнодушием, тем все равно становится страшно. Хотя вовсе не жарко, лоб соседа Всеслава покрылся крупными каплями пота, он тяжело дышал.

От пристани до лагеря было не более полутора миль, но не все истощенные из "других" одолели их. Марш большой колонны был отмечен трупами, словно вехами. Даже последние шаги стоили жизни нескольким. Когда стали слепить глаза яркие огни прожекторов у кирпичной арки лагерных ворот, в колонне не осталось ни одного человека без легких штыковых ран. На сторожевых вышках блестели стволы пулеметов. "Карантинный лагерь "ВОЗРОЖДЕНИЕ".- шепотом перевел Всеслав надпись над воротами и переглянулся с соседом. Тот выглядел так, словно был на грани безумия.

Саракш

Островная империя. Белый пояс. Остров Цузуй.

Карантинный лагерь "Возрождение"

07 часов 80 минут, 4-го дня 3-ей недели Синего месяца, 9590 года от Озарения

Спускались сумерки. Обе колонны вошли в лагерь. Там их ждали стражники с резиновыми хлыстами. Фрегат-лейтенант отвел свою группу к угловой сторожевой вышке, приказал сесть на землю, а сам куда-то ушел. Его проводили тоскливыми взглядами: всем он теперь казался ангелом-хранителем, без которого их растерзают береговики. Но те по-прежнему игнорировали заключенных с лиловыми буквами b на спинах. Береговая охрана отгоняла несколько сот "других" новичков вправо, туда, где, окруженные колючей проволокой, стояли большие навесы: двускатные шиферные крыши на оструганных столбах. Колонна "других" остановилась на плаце под слепящими лучами прожекторов, здоровенный детина с квадратным одутловатым лицом, толстыми губами и бычьим голосом уперся руками в бока, оглядел строй и хрипло хохотнул:

-Познакомимся. Это я, ваш начальник, отделенный командир береговой охраны Зуцаду Ди. Не вздумайте обращаться мне "брат отделенный". Я вам не брат, а хозяин, король, бог и шуток не допущу! Так и обращаться ко мне, когда позволю: "хозяин". Опустив голову. Вы в карантинном лагере "Возрождение". Карантин предназначается для того, чтобы проверить, на что вы годны, достанет ли у вас силенок для дальнейшей карьеры. Переводчик!

Здесь вам привьют навыки правильного поведения, после чего распределят по лагерям трудовой подготовки, а уже оттуда разошлют по местам работы. Не всех, ясно, а только живых, ха-ха! Перевести!

Вы, бешеные крысы, слушайте внимательно! Сейчас вам выту... вутыту... тьфу! вы-та-ту-и-ру-ют номера, и с этой минуты забудьте свои крысиные прозвания и, заодно, свои дурацкие языки! Ни к чему вам такой шик. Будете учить эм-до. Вы ничто - ходячая мускульная сила, усвоили?! Если не усвоили, медузы дохлые, то быстро раскаетесь! Несообразительным у нас неуютно! Так, дальше... Блох, верно, развели тьму, обовшивели? Ага, ну так снять штаны и в баню! Оглохли, скоты? Сказано - сбросить шмотки! После бани получите модную одежду и приклеите к ней зеленые метки! Увижу кого-то без метки - спущу шкуру, набью чучело. Переводчик!

Заключенные-новички ошеломленно озирались. Здесь? Сейчас? Раздеваться?

-Чего окаменели? Нечего стесняться, быстро, быстро! Я приказал сбросить всю эту грязь! Ах, у кого-то еще и уши ей забиты? Прочистим!

Заключенные стали снимать одежду, оставаясь в белье, перепачканном в нечеловеческих условиях барж испражнениями.

-Скоты. - скорбно заключил отделенный, -Ох, какие же вы навозные скоты. Никаких понятий о гигиене. Воспитывать мне вас и воспитывать...

Заключенные покрылись "гусиной кожей", дрожали. Охранники похохатывали.

-Теперь строем по четыре марш вон туда.

Когда первая часть заключенных подошла к бетонной стене, включились пожарные брандспойты. Струи пенящейся жидкости сбивали людей с ног, колотили по поднятым рукам, головам.

-Дальше! Следующие! Не задерживаться.

Воду выключили. Заключенные ждали.

-Теперь - сушиться! Чего пялитесь? Поднять руки и стоять, пока не обсохнете!

Голых людей подгоняли к столам, где их уже ожидали, судя по серым балахонам, заключенные-старожилы. На столах лежали конторские книги, стояли баночки с тушью и коробки с игольчатыми штампами. Удар смоченным в туши штампом - и на правой стороне шеи появлялся индекс, которому не исчезнуть до самой смерти

-Меченые - к мастеру по "Возрожденческой" стрижке. Бегом марш!

До "цирюльни" было всего-то футов триста, однако двое до нее не дошли. Их голые трупы оттащили к проволочной ограде. Такие же серобалахонщики простейшими машинками наголо остригали и мужчин и женщин. Там же каждый получил грубую обувь, серую рубаху до колен с капюшоном и клеенчатые ярлыки: поверх синего кольца - раздутое подобие зеленой буквы ? с хвостами.

Женщин, деля на "сотни", стали первыми загонять под навесы. Потом пришла очередь мужчин. Под каждым навесом тянулись ряды деревянных нар. Матрацев, подушек и одеял не было.

На сторожевых вышках давно уже вовсю светили прожекторы. Спустилась ночь. Крот подивился цвету неба. Над материком его серый цвет без всяких изысков переходил в беспросветную свинцовую темень, а здесь розоватые оттенки плавно сменялись вишневыми, фиолетовыми и преображались в бархатную черноту. Вернулся фрегат-лейтенант Хацуко Зо.

-О, вы еще здесь? - невинно удивился он. - Так и сидите? Дышите свежим воздухом? Обозреваете окрестности?

Все молчали, подавленные увиденным.

-Ладно уж, - вздохнул офицер, раскуривая трубку, - Запомните, отныне ваш мужской отряд носит номер восемьдесят два, женский - семьдесят два. Это означает, что обитать будете, соответственно, в восьмой и седьмой секциях второго барака. Усвоили? Встать. За мной.

Слово "бараки" прозвучало для испуганных людей райской музыкой. Они вскочили и быстро построились. Но сегодня им еще довелось увидеть напоследок такое, что вогнало в озноб. Из-за кирпичной постройки без окон, согнувшись едва ли не до земли, заключенные в сером вывезли тяжелый автомобильный прицеп. Рядом с ними шел охранник, подгоняя несчастных гибким прутом. Но они не вздрагивали от на ударов, очевидно, сжившись с болью, стерпевшись с ней так же, как привыкли к повозке на массивных колесах. На прицепе аккуратным штабелем лежали трупы с открытыми глазами и исковерканными лицами, в растерзанном собачьими клыками и пулями, окровавленной тряпье. Скорее всего, никто кроме Крота и Гурона не знал диалектов Архипелагов и не умел читать, иначе ужас был бы еще большим. Каллиграфическими рунами на борту тележки было выведено: "Очистка территории от мусора".