Владимир Покровский - Дожди на Ямайке

Федер, знавший все наперед, очень натурально возмущался и устраивал перед Аугусто истерики по этому поводу. Аугусто бормотал что-то успокаивающее, хлопал его по плечу и обаятельно улыбался, но транспортные вегиклы с той же ошеломительной частотой продолжали доставлять на Ямайку все новые и новые партии его бойцов. Аугусто не собирался пренебрегать своей безопасностью.

Вместе с мамутами на Ямайку прибыло несколько партий амазонок, безобразных с точки зрения Федера, прекрасных с точки зрения мамутов и с обеих точек зрения очень доступных. Все они были навязчивы, грубы и уверены в своем физическом превосходстве. Вечера наполнились драками и пронзительными воплями, куда более противными, чем те, что сопровождают куаферов в первые недели проборов.

Единственное, на чем не без труда сумел настоять Федер перед выходом куаферов из карантина и соответственно продолжением пробора, - непременная проверка крови у всех присутствующих на Ямайке.

Требование выглядело очень логичным, но осторожный Аугусто боялся, что кровеанализаторы Федора отравят его людей и, главное, его самого, поэтому лично закупил где-то громадную партию кровеанализаторов, достаточную для тотальной проверки землеподобной планеты и согласился только на то, чтобы передавать Федеру кристаллы с информацией о результатах проверки.

Информация Федера устраивала, но и здесь он разыграл перед Аугусто дикую сцену. "Вы со своей манией преследования, - кричал он, вызверяя глаза на Аугусто, - ставите под угрозу весь пробор! Кому я его делаю себе? Вы его не просто под угрозу ставите, вы безвариантно уничтожаете его результаты! Хватит уже и того, что вы понатаскали сюда кучу постороннего... сброда! Везде суют нос, везде ходят, черт знает каких микробов разносят! Нет, вы хотите окончательно испортить свою собственную планету, вот чего я не понимаю! А вам известно, сколько крови... ладно, не будем про кровь, будем про то, что вам интереснее... сколько впустую затраченных денег оставляет после себя запоротый пробор? Вы понимаете, что всем этим вы сами себе и своим людям подписываете смертный приговор? Куча недоумков на территории, с каждого квадратного метра глядят эти ваши убивалки чертовы, вы принуждаете нас работать буквально на минном поле нет, вы еще хотите лишить нас возможности защищаться и, кстати, защищать вас, хотя на вас-то с гориллами и шлюхами вашими мне как раз глубоко наплевать!"

Немножко в тот раз переиграл Федер и чуть с жизнью не распрощался вместе со всей своей командой - очень эта его истерика разозлила Аугусто, и уж готов был Благородный совсем собственными руками растерзать хама, но в последний момент сдержался и принудил себя к улыбке и стандартному похлопыванию по плечу.

- Чего ты так рассердился, дорогой Федер? - спросил он добродушно. Ведь я тебе уже сдал все анализы. Что тебе еще от меня надо?

- Мне нужна полная информация, такая, какую ни вы, ни ваши анализаторы выявить не могут. Мне нужна сама кровь. - Тут Федер криво усмехнулся. Чтобы кровь на проборе не пролилась. Мне нужно наверняка знать, что ожидает планету. И если я скажу, что вот этот и вот этот ваш человек должны Ямайку на время пробора покинуть, они ее покинут. Живьем, трупами это мне все равно. Вы поймите, здесь не игры уже, не заговоры, здесь просто рутина, совершенно для дела необходимая.

Аугусто сразу ответ не дал, отослал Федера, а сам подумал, поприкидывал так и сяк, и вроде получилось, что прав Федер и что ничего страшного не произойдет, если он вместе с информацией отдаст Федеру то, что тот просит.

- Чтобы кровь не пролилась, надо же! - хихикнул Аугусто. - Чего захотел!

И еще была проблема у Федера - с собственными людьми. Когда он пришел к ним во второй виварий и с ходу предложил продолжить пробор, они не поверили своим ушам. "Это ты так шутишь? - сказали они ему. - Это у тебя юмор такой, потому что ты с нами в этом говне не сидишь, а пользуешься всеми удобствами со своей возлюбленной? Какой там еще пробор? Сказал бы лучше, когда нас вслед за половцами отправят".

Федер всегда считал, что он как никто может уговаривать людей. Он считал, что может уговорить кого угодно и на что угодно, но здесь он столкнулся с невероятным, хотя и молчаливым упорством.

Как только куаферы разобрались что к чему, на кого им пришлось работать и на каких условиях их просят продолжать пробор, они как бы завяли. Продолжить пробор? - ну что ж... Потихоньку готовить бунт? Под присмотром, разумеется, Федера? Нужно ли? И так будем работать, куда тут денешься. Зачем там еще бунт какой-то?

Они вяло отворачивались, неохотно отвечали, а когда приходилось встречаться с Федером взглядами, смотрели на него, как на тарелку с протухшей кислятиной. И предпочитали молчать.

- Вы что?! - ужаснулся наконец Федер. - Вы думаете, что я вас продал? Да с какого бряку мне было вас продавать? Посмотрите на меня! По-смо-три-тена-ме-ня!!!

Тяжелые, уклончивые взгляды. Молчаливое повиновение. Недоверие, а у многих - презрение.

Федер бессильно развел руками.

- Все равно, я не понимаю. Если здесь и есть предательство, в котором вы можете меня обвинять...

- Ни в чем мы тебя...

- Если здесь и есть предательство, в котором вы меня обвиняете, то это предательство - среди вас! Я ничего не хочу сказать о тех, кто работает со мной в первый раз, но вы, парни, вы, те, с которыми я... Это вы меня предаете, а не я вас!

Он ходил между кургузыми шаткими столиками с дезинфицированным питьем, то и дело откидывая рукой плоский вороной чуб, он обвинял, он убеждал, отчаянно жестикулируя, он взывал к их чувству товарищества, к их куаферскому кодексу чести, к соблюдению элементарных норм в человеческих взаимоотношениях, согласно которым человеку следует изначально верить, он взывал к их чувству самосохранения - и не получал в ответ ничего, даже возражений.

Ему не верили.

Послушайте! Ему, Антанасу Федеру, не верили его собственные люди! Его это злило, его это нервировало, его это делало неуверенным в собственных планах. Федер как, может быть, никто другой терпеть не мог оставаться со своими проблемами в одиночестве.

И тогда он в очередной раз умудрился совершить чудо - не мытьем, так катаньем он уговорил куаферов продолжить полноценный пробор, причем пробор на его условиях, когда никто ничего не понимает, но истово исполняет.

Из вивария куаферов выпустили, просто отперев обе торцовые двери и одновременно сняв охрану. Замки на дверях второго вивария были самые примитивные, механические и потому отнюдь не бесшумные - такие на проборах надежнее всего. И в один прекрасный момент, когда половина куаферов валялась на койках, уперши в потолок отсутствующие взгляды, а вторая половина вяло переговаривалась, что-то жевала, что-то чинила, словом, изобретательно убивала быстро уходящее время, замки с обеих сторон вивария громко лязгнули, после чего ненадолго установилась полная, настороженная тишина.