Андрей Толкачев - Галактика 1995 № 3

Трава, испачканная кровью. Вот она, в двух шагах от Христиана. Он припал к земле и стал проглаживать каждую травинку. Ладонь снимала росяные капли, но цвет крови не появлялся…

Христиану померещились эти пята, и он уже рвал траву от досады, рискуя поранить ладони, и он бился кулаками о землю…

Небо нависало над землей ниже и ниже. Тучи, как жирные стервятники, разметались по небесной нише. Страшась непогоды, хозяйские псы забились в пригоне и жалобно скулили. Может, донесся до них запах мертвечины, может, запах подступающей беды. Разбуженные трупы бродили у дома, задевая кустарники и брошенную утварь и не замечая никаких препятствий. Казалось, их тени отражаются на черных узких окнах особняка, окнах с холодным отблеском лунного света.

Христиан понуро рассматривал заросли можжевельника. «Отец Господень, где ты? Творится здесь неладное. Не выдержу я. Позволь спасти мне хоть одну человеческую душу. Я прошу тебя, будь милосерден. Имя ей Юнна. Она не ведает, куда попала, в какую пропасть ее затянет безумец граф. Если суждено погибнуть мне — я приму как должное любую смерть. Но за ее спасение на земле молюсь и буду молиться до скончания дней моих.

Отец Господень! Я грешен! Я убийца и не ищу оправдания…»

Христиан простоял на коленях, пока ноги не онемели.

— О дикость! Изыди! — кричал он с надрывом и не удержался от накативших слез и зарыдал… — Прочь! Злая тварь! Не издевайся надо мной! Я не трону графа — не судья я ему. Не трону.

Он рыдал и скулил, будто пес, сжимая в кулаке траву. Поблизости таяли последние тени уходящей ночи. То, что должно было свершиться, свершилось по чьей-то воле.

Наступило утро. Граф старательно закапывал длинные саженцы на месте падения мальчика. Христиан увиделся с Гертрудой, но уже при первом взгляде на девушку ему стало понятно, что Гюстав погиб.

Когда мальчика нашли, он слабо дышал, говорить не мог, но разбитые внутренности, сломанный позвоночник не позволили ему прожить еще немного. Смерть наступила раньше, чем взошло солнце.

Христиан опустил голову — в ушах гудело. В его памяти прояснились странные слова, сказанные Юнной это ночью: «Вам не кажется странной?.. Морская звезда, всплывшая на рассвете».

Голоса детства, перемешанные с шелестом накрахмаленных одежд, пронеслись в голове Христиана. И среди них звонкий детский лепет: «Мама! Мама! Где ты? Я не могу найти тебя?! Мама!»

Этот детский голосок принадлежал Христиану.

К вечеру детский гробик стоял в траурном обрамлении в гостиной. В глубокой тишине над ним склонились старухи. При малом числе предметов интерьера больше всего заметны были ленточки, свисавшие отовсюду Христиан где-то в доме встречал их раньше. Из-под тени балюстрады вышел граф, держа в руках какой-то маленький предмет. Он выпучил глаза и прошептал длинные фразы, глядя скорее в ноги мальчику, чем в изголовье. Граф был страшен в эти минуты. Лицо его казалось вылепленным из глины, и сам он был — подобие постамента.

Делая последний шаг со ступеней, Христиан направил свой взгляд к гробу. Христиана посетила неожиданная мысль о том, что смерть Гюстава была неслучайна, и потому так невозмутим граф под панцирем своего лицемерия, словно предвидел случившееся…

Подходя вплотную к графу и принося соболезнования, Христиан рассмотрел в его руках миниатюрную статуэтку Гюстава.

— Такого горя нам не пережить, — отвечал граф Христиану. — Я не представляю, что будет с Юнной… Бедная девочка… Она так любила брата. Так мило они гуляли под окнами… Как они похожи… Такую смерть нам тяжелее перенести в связи с тем, что мальчик не хотел умирать — его заставили… Мы не предупредили Вас — мальчик любил заглядывать в окна. Вы знаете, невинное любопытство, не более…

Речь, полная намеков, продолжалась. Христиан перестал слушать. Он отошел в сторону и старался держаться незаметно.

Завороженный утренний лес. Он снова был неузнаваем, хотя Христиан входил в него множество раз. Христиан крался по лесной чаще в надежде остаться незамеченным для обитателей графского дома. Его осторожное продвижение, напоминающее скорее хищника, чем жертву, не оставалось без внимания нежных лепестков цветов, Усеявших эти места. Цветы стряхивали росу, вежливо качались и замирали, будто из любезности демонстрируя свою непричастность к действиям забредшего путника. Христиан наступил на сочные толстые стебли папоротника. Растение брызнуло соком и захрустело под ногами. Христиан почувствовал жажду, в горле сушило. Как ему захотелось сбросить с себя ненавистный белый костюм, сковывающий движения. Но он терпел — нельзя было исключать наступление холодов. Христиан отправился к склепу. Вдруг повезет и удастся найти камни, а потом и откупиться.

Ноги вязли в рыхлой земле — Христиан вступил в границы кладбища.

В тени старых сосен, у тихой заводи, Юнна разделась донага. Платье она уложила в котомку, которую подвесила на торчащий прут. Она ступила на мох, и меж пальцев ее выступила вода. Что-то вспомнив, она вернулась назад и извлекла из котомки небольшой сверток. Подсев к самой воде, Юнна возложила свои ладони на поверхность ее так, что ногти оставались сухими. Шепотом она приговаривала:

— Я погружаю свои руки в холодные воды, шлю тебе, Маргарита, милая сестра моя и тебе, Гюстав, милый брат мой, Трех посланцев.

Имя первого — Генрих. Второй посланец назван моим именем. Третьего посланца зовут Христиан. Исполнены они волей властителя нашего, служат ему покорно.

Моя Маргарита, прошу тебя, прими все-все слова, что я скажу. Я исполняю все так, как ты научила меня. Теперь я пришла с новой молитвой. Слушай.

Третий посланец. Не ищи своего бегства. Останься со мной и преследуй меня как зверь, по пятам, до тех пор, пока адская страсть не сожжет тебя дотла. Я сберегу тебя и твою страсть. Ты придешь на мой зов, но не узнаешь меня. Ты придешь на мой запах, но потеряешь его в конце пути. Так суждено нам. Так ты не покинешь меня ни живым, ни мертвым.

Пусть мои слезы прольются кровью в душах моих посланцев. Укрепи меня в моей мольбе.

Юнна раскрыла сверток. Миниатюрным ножом она сделала порез на коже выше колена. Появилась кровь и потекла. Юнна вытирала ее платком, пока он весь не намок. Ранку она перевязала лоскутом от платья. В платок же завернула что-то и спрятала.

Христиан не сразу разглядел склеп — таким он оказался невзрачным. Подойдя к нему, Христиан не обнаружил ничего приметного. Он отправился выламывать кол для поисков камней, оступился и упал в могильную яму. Под ним треснули доски гроба.

Юнна приблизилась к зеркалу. Рассмотрела свое лицо. На нем она заметила отпечаток усталости и тревоги. Глаза, сохранявшие холодный блеск, придавали лицу некоторую озлобленность. Она с нескрываемой досадой сейчас вдруг поняла, что ничего она не сможет изменить на своем лице. Она тем временем вышла из комнаты и стояла у лестницы, ведущей вниз. Юнна перебирала пальцами ленту, свисающую с запястья.