Лин Картер - Пираты Каллисто

Лицо его, залитое кровью, исказилось, превратилось в кровавую тигриную маску злобы, он легко отскочил в сторону и выхватил из ножен рапиру с золотой рукоятью. Острие устремилось ко мне, танцуя в воздухе, дневной свет блестел на лезвии.

Но теперь я был в своей стихии, а он не овладел и азами мастерства. Он оказался неуклюжим новичком, а я — без ложной скромности — опытнейший фехтовальщик. Панчан бранился, потел, топтался; я легко парировал его удары без усилий. Арена загремела. В этот день я устроил им зрелище, какого они никогда не видели.

Панчан выглядел жалко, его великолепное золотое тело заливал пот, смешиваясь с пылью и кровью из множества мелких порезов, потому что время от времени мое древко пробивало его защиту и касалось торса. И толпе это нравилось! Мне кажется, часть удовольствия в аплодисментах чемпиону — это тайная дрожь надежды, что он проиграет и тем успокоит столь присущий обычному человеку страх перед тем, кто его превосходит. Во всяком случае, падение Панчана с высот популярности было стремительным — и глубоким.

Схватка завершилась неожиданно и так, как я не планировал. Я не думал в тот момент о том, чем кончить дуэль; я уже давно утратил контроль над происходящим и двигался от события к событию.

Панчан яростно набросился на меня. Я парировал и отвел руку назад для ответного удара, но тут он поскользнулся и всей тяжестью упал, наколовшись на мое сломанное копье. Мертвая тишина обрушилась, как гром. Я нагнулся, коснулся его груди и подобрал его рапиру. Ему она больше не понадобится: острый обломок пробил ему сердце.

В оглушительной тишине я выпрямился и поднял рапиру Панчана в победоносном приветствии. И толпа обезумела.

Принцу Тутону это не понравилось, но венец был мой, и хотя он с радостью отправил бы меня в подземелье с дельтагарами, недолго правит тот принц, который не награждает героев толпы. А героем арены в этот день был я.

Седеющий начальник игр Тон своей палицей сделал мне знак выйти вперед. Я прошел среди приветствующих кераксиан своего отряда к дальней стене; стражники уже прислонили к ней лестницу, ведущую к королевской ложе. Толпа хрипло ревела, забрасывая меня лентами, букетами цветов, дорогими украшениями. По-прежнему держа в руке рапиру Панчана, я шел, не глядя по сторонам, и поднялся по лестнице, чтобы получить из рук Тутона золотой венец.

Не по душе мне было склоняться перед ним, но я решил, что он должен видеть только мою льняную повязку, а не смотреть мне прямо в лицо. Потому что у Тутона Занадарского имелись причины запомнить меня.

Но я не подумал о протоколе. Когда я опустился на одно колено, капитан стражи неодобрительно нахмурился.

— Обнажи голову перед принцем, раб! — зарычал он и, прежде чем я невольным жестом смог удержать его руку, наклонился и сорвал повязку.

— Джандар!

Это был голос моей возлюбленной. Я поднял лицо и посмотрел в необыкновенные изумленные глаза. Тутон отшатнулся и побледнел.

— Джандар?.. — повторил он.

Имя мое пронеслось по стадиону. Вначале его произносили удивленно, потом гневно. Они меня узнали — мое имя, мои странного цвета волосы: я Джандар с Каллисто, негодяй, выступивший против небесных пиратов в их собственном логове, тот самый, что выхватил из их рук принцессу Шондакора. Нечестивая радость вспыхнула на бледном лице Тутона, он выхватил из ножен шпагу и скрестил с моей.

— Лицом к лицу, наконец-то, собака! — выдохнул он, и мы принялись обмениваться ударами среди кричащей беспорядочной толпы. — Ты сошел с ума, если решился во второй раз появиться в моих владениях… на этот раз я напою шпагу твоей кровью, а тебя, как падаль, брошу стервятникам со стен Занадара!

И вторично за один час я вынужден был сражаться насмерть. Но на этот раз шпага против шпаги, — а Тутон превосходный фехтовальщик! Я не надеялся остановить его яростное нападение и легко сразить, потому что страшно устал, а он был полон сил. А время шло; со всех сторон к королевской ложе устремились стражники. В любую секунду меня могут ударить сзади. Но я умру с оружием в руках, глядя в лицо своему врагу.

Дарлуна предупреждающе вскрикнула; я повернулся, глянул через плечо. Капитан стражи, тот самый, что сорвал с моей головы повязку, собирался нанести удар, он находился совсем рядом, и я понял, что его удар пронзит меня насквозь. И понял также, что ничего не могу сделать.

А дальше неуловимый поворот судьбы, который никогда нельзя предвидеть. Это одна из загадок человеческого сердца.

Внизу, на песке арены, среди множества гладиаторов стоял в изумлении Эргон — лысый уродливый жестокий Эргон, он выкрикнул одно слово «Джандар!», взмахнул своим огромным топором, и тот, поворачиваясь, пролетел в воздухе и обрушился на голову капитана, готового уже поразить меня.

В следующее мгновение со своего места среди кераксиан с криком «Джандар!» во второго стоявшего рядом со мной стражника послал свое копье Зантор и пригвоздил его к скамье.

Тысяча гладиаторов подняли голос в едином крике: «Джандар! Джандар! Джандар!»

И прежде чем эхо моего имени замерло в воздухе, гладиаторы Занадара устремились к стене, взбирались на нее и оттуда прыгали на сиденья трибун. Взметнулись топоры, копья жадно погружались в тела, стражники, бежавшие на помощь принцу, оказались в кольце свирепых противников во главе с Зантором и Эргоном.

Толпа зрителей раскололась и превратилась в кричащую, дерущуюся, цепляющуюся мешанину тел; зрители не давали стражникам собраться против восставших рабов, они заклинили все выходы. Они пришли наслаждаться, есть сласти, глядя на умирающих ради их удовольствия людей. Но самим участвовать в смертельной битве им совсем не хотелось.

Все это я видел мельком, бросая изредка взгляды через плечо на происходящее внизу, потому что Тутон требовал всего моего внимания. Он сражался как безумный. Острие его шпаги одновременно оказывалось повсюду, вот оно устремилось к моему горлу, а вот дрожит у груди, вот задело руку. Гладкое белое одутловатое лицо принца заблестело от пота, он выкрикивал невыразимо грязные оскорбления и шаг за шагом теснил меня.

В узком пространстве королевской ложи, среди множества занавесей, наступая на кубки и давя фрукты, спотыкаясь о подушки, я не мог использовать свои приемы. Я вынужден был против своего желания вести чисто оборонительную дуэль, но все время искал возможности использовать тайный прием, которому научил меня Лукор.

Тутон начал уставать. Он был прекрасным фехтовальщиком несколько показного стиля, но годы сладкой пищи, изысканных вин и роскошной жизни ослабили его руку и лишили его крепости. Он тяжело дышал и отдувался; лицо его побагровело от напряжения; рука начала дрожать.