Владимир Голубев - Никита Добрынич

— Я завтра уезжаю домой, — запахивая теплый халат, сообщила Светлана. Олег никак не мог добиться, чтобы в спальне было тепло. У себя дома Светлана могла позволить себе тонкую, невесомую рубашку. Олег насупился.

— Погода стоит теплая. Дорога будет приятная, — отстраненно констатировала Светлана.

— Уедешь, Марфу притащу в постель, — начал угрожать Олег.

— Дурак, — Светлана закатила ему оглушительную пощечину.

— Дурак, — согласился, зевая, Олег, — не уезжай. Молодость уходит.

— Ты говоришь, как баба. Молодость уходит! Или ты про меня, мерзавец!? — удивилась Светлана.

— Как ты могла такое подумать? Жизнь без тебя теряет смысл! — без тени насмешки, горячо запротестовал Олег.

— На сколько лет я выгляжу? — требовательно посмотрела в глаза Олега Светлана.

— На двадцать пять, по-здешнему, на двадцать, — бухнул правду, не подумав, Олег.

— Мог бы польстить, комплемент сказать. Прямолинейный, как столб.

— Не пора ли тебе расширять список персонажей для пиар-компании. Светлана-Премудрая, нет, лучше Светлана-Прекрасная, — попытался польстить Олег.

— Все-таки, Премудрая или Прекрасная? — шутя, стала наседать Светлана.

— В одном флаконе, — так грустно произнес Олег, что на мгновение Светлане расхотелось ехать в Новгород-Северский.

Речица Никите не понравилась. Городок был маленький, бедный, но таскать с собой детский сад Никита не мог, они лишали его маневра. Иного выхода не существовало. Случайно спасенные дети войны оставались в городе. Никита купил им дом, выделил литовке, ухаживающей за детьми, немного припасов и денег. На год им должно было хватить.

Никита не догадывался, что литовка продаст детей в рабство через неделю после его отъезда. Потом найдет покупателя на дом и уедет домой, в Литву. По дороге бандиты восстановят справедливость.

Никита никогда не удивлялся, что незнакомки прекрасны. Как только их узнаешь поближе, возникает желание держаться от них подальше, но так они уже перестают быть незнакомками. Когда видишь их в первый раз … — совсем другое дело. Вера в случайности пропала у Никиты в далеком детстве. Особенно это касалось женщин. Чем прекрасней выглядела женщина, тем с большим подозрением и осторожностью относился к ней Никита. Когда воевода Речицы попросил его сопроводить свою дальнюю польскую родственницу в Любеч к жениху, поверить в случайность мог только Коробов старший. Отказать было неудобно, Елена была красива и беззащитна, она опасалась ехать без надлежащей охраны, а с Никитой ей было по пути. Небольшое доброе дело, спасение детей, немного подняло настроение Никиты. Он воспринял очаровательную Елену без должной осторожности, чуть-чуть расслабился, и сразу поплатился. Не помогла Никите небольшая свита, сопровождающая благородную польку. Те, кто должны были сохранить честь невесты, усердно отворачивали глаза и закрывали уши. Елена щебетала, улыбалась, кокетничала, делала намеки и подтрунивала над Никитой. К полудню Никита свободно понимал по-польски, а к вечеру говорил — сказалась прошлогодняя языковая практика. Ужинали новые знакомые вместе, у Никиты, Елена собиралась остаться на ночь. Секс с доброй простой литовской женщиной за последние две недели привил Никите, если не отвращение к этому физиологическому акту, то наверняка нежелание заниматься им с кем попало. Возможно, именно поэтому Никита поспешил расстаться со своим детским садом. Неудивительно, что он не торопился в постель с благородной полькой, хотя и догадывался о её большей изощренности и образованности в технике секса. Ему хотелось женского тепла, а толстушки, его милые душевные толстушки, остались в Чернигове. Был и традиционно неприятный момент, шляхтенка была грязновата, и Никита опасался насекомых.

Традиционное чучело для ловли блох было на руках у дам в каждом замке. Раньше Никита эти чучела видел только на картинах, здесь он убедился в их практической пользе. Елену никогда не выпроваживали вон. Да, Никита это сделал предельно деликатно. Не каждому такое по зубам, оценила его искусство полька, и, почему-то, разозлилась сильнее. Хотя …, у этого, слишком влиятельного, князя не все в порядке с головой. Говорят, что он моется при любой возможности. Мало того он заставлял мыться свою толстую литовскую мужичку. А любому образованному человеку известно, что все болезни от воды.

Никита продержался до Любеча. Легкое недоумение Елены сменилось жгучей злобой. Если бы не это, Никита давно бы плюнул на гигиену и переспал с полькой. Всё-таки эта зверюшка была необыкновенно привлекательна. Удивительно, но в Любече Елену на самом деле встретил жених.

Два дня назад к Марфе на рынке подошел смутно знакомый купец. Приглядевшись, она охнула, это был её двоюродный дядя. Разговор родственников был короткий и закончился передачей незаметного, маленького пакетика с ядом.

Второй день у Олега жутко болела нога. Марфа внушала ему, что бог наказывает его за нарушенный Олегом обет.

— Формально, я не нарушал обет. Я защищался от нападения, первым я не нападал.

— Но ты знал о войне, хотел её! Бога не обманешь.

— Тебе варяги родня, вот ты их и защищаешь, — разозлился Олег.

— Я тебя берегу, только о тебе думаю, только о тебе сердце мое болит, — заплакала Марфа.

— Это погода меняется, вот нога и болит, — нашел оправдание Олег.

— Нет. Боженька тебя предупреждает. Нельзя нарушать обет. Обещал — выполняй. Отпусти всех пленных! Лицо Марфы исказила злоба, она поставила поднос с легким завтраком на стол, постояла спиной к Олегу и вышла. Дикий вопль Олега настиг Марфу уже в воротах кремля. Охранники недоуменно переглянулись, но задерживать Марфу не стали. Начальник личной охраны сразу догадался, кто отравил Олега-Муромца. Поиск Марфы ничего не дал, она пропала, как сквозь землю провалилась. И на самом деле её холодное тело было закопано подручными двоюродного дяди. Тот уехал из Чернигова накануне, приказав своим подручным не оставлять следов.

Эпилог

Мстислав Киевский, узнав, что монгольское войско под предводительством Джэбэ и Субэдэя вторглось с Северного Кавказа в половецкие степи, заявил:

— Пока я нахожусь в Киеве — по эту сторону Яика, и Понтийского моря, и реки Дуная татарской сабле не махать.

Его решение помочь половцам, никого не удивило. Половецкий хан Котян Сутоевич обратился к своему зятю, галицкому князю Мстиславу Мстиславичу Удатном. Они вдвоем стали просить других русских князей помочь против нового грозного врага — монголов. Первым из князей был Мстислав Старый. Половцы привезли много золота, серебра и женщин-красавиц. Подарки настроили князей благодушно по отношению к хану Котяну. Решение воевать с монголами было принято единодушно. Никиту Старый позвал в Киев, как и многих других князей, но при обсуждении он промолчал, заранее зная результат. Сбор был назначен на Зарубе, возле острова Варяжского. Остров находился напротив устья реки Трубеж. Огромное войско не имело командующего: каждая дружина подчинялась своему князю. Половцы выступили под руководством воеводы Мстислава Удатного — Яруна. Монголы прислали своих послов: «Мы вашей земли не занимали, ни городов ваших, ни сел, на вас не приходили; пришли мы попущением божиим на холопей своих и конюхов, на поганых половцев, а с вами нам нет войны; если половцы бегут к вам, то вы бейте их оттуда, и добро их себе берите; слышали мы, что они и вам много зла делают, потому же и мы их отсюда бьем». Послов убили. Галицкое войско спустилось по Днестру в Чёрное море. В устье Днепра галичан встретило второе татарское посольство. «Вы послушали половцев и перебили послов наших; теперь идёте на нас, ну так идите; мы вас не трогали: над всеми нами