Андрей Басов - Сказки старого дома 3

— Давай-ка поподробнее и с самого начала, — потребовал Пьер. — И, вообще, я не понимаю трагедии. У тебя всяких побрякушек видимо-невидимо и вдруг такие страдания.

— Да что ты понимаешь в страданиях женщин! — тут уж возмутилась Катрин. — Охотник несчастный. Женщина — не дичь, а тонкая натура, одухотворённая красивыми вещами.

— Ладно, ладно, уймись, Катрин. Речь не о духе, а о пропаже. Когда пропало или хотя бы когда узнали?

— Позавчера. Да, позавчера, — припомнила Луиза. — Я примеряла это платье и велела подать к нему ожерелье. А его-то и нет в шкатулке. Браслеты, серьги от него на месте, а самого ожерелья нет.

— Странно как-то, — высказался я. — Я имею ввиду, что для кражи странно. Вор взял бы все вещи из шкатулки или вместе со шкатулкой.

— Верно, — согласился Арман, — словно взяли на время с намерением положить обратно.

— Но не положили ведь. Кому это нужно брать на время? Не наденешь же всё равно.

— Для образца, например, чтобы сделать такое же, — предположил Гийом.

— Да-а, — протянул Арман, — занятная ситуация. Но на приключение для нас не тянет. Ты что-нибудь предприняла, Луиза.

— А что я могу предпринять? Поручила искать. Пока не нашли. На камеристок и думать нечего. Никогда ничего без спроса не возьмут. Разве что так, на минутку побаловаться тут же.

— Ладно, пусть ищут, — махнула рукой Аманда. — Бывает, что вещи сначала пропадут, а потом вдруг обнаруживаются. Твоему красному ожерелью не так уж просто пропасть. Вещь заметная и известная. Ты, помнится, обещала на день рождения веселье. Давай-ка его сюда!

И, в самом деле, Луиза себя не подвела. Мы переместились в соседний зал поменьше и с превеликим удовольствием насладились целым концертом. Тут и очень даже превосходное пение, и чтение стихов, и вакхические танцы, и даже неплохой фокусник имел успех. Мы сидели и побрасывали артистам маленькие мешочки с серебряными денежками, которыми Луиза снабдила нас всех. В общем, всё оказалось очень мило и изящно.

Расходились по выделенным нам апартаментам далеко за полночь. Правда, разойтись так и не успели. Двери в покои хозяйки и гостей в одной длинной галерее. Проводили Луизу до её комнат и, зевая, побрели к своим. И вдруг из-за ещё неплотно закрывшейся двери послышался пронзительный вопль Луизы. Она вывалилась из двери обратно в галерею бледная как мел. У меня аж сердце приостановилось на мгновение, а Катрин и Аманда, так те, вообще, просто окаменели.

Бросились к Луизе, а она тычет пальцем за спину и слова сказать не может. Влетаем в спальню. Совсем даже и небольшая она для герцогской опочивальни. Шкафчики и стульчики. Ширмочка и туалетный столик. Массивная кровать под балдахином. С амурчиками, разумеется. Идиллические картины по стенам. В кресле у кровати в безжизненной позе распласталась юная камеристка в голубом платье с глубоким вырезом. Смерть с обмороком не спутаешь. Хотя бы по гримасе нестерпимой боли и прижатой к груди руке. А на груди камеристки великолепное золотое ожерелье с россыпью крупных красных камней.

— Вот и нашлась пропажа, — ляпнул Пьер после минутного общего молчания, нарушаемого только тяжёлым дыханием стоящей рядом с нами Луизы.

— Ох, что же это такое? — прошептала за нашими спинами Катрин.

— Что делаем? — спросил Арман. — Луиза, может, твой лекарь скажет, от чего она умерла?

Позвали слуг и подняли лекаря. Он только головой покачал.

— Или сердце, или яд.

— Да ты что говоришь, Мишель, — чуть ли не прикрикнула на него, обрётшая голос Луиза. — Кому это нужно травить моих камеристок?

— Не знаю, а вот признаки похожие и на то, и на то.

Слуги потоптались вокруг кресла и собрались выносить тело. Одна из служанок сняла с шеи покойницы ожерелье и хотела положить в шкатулку.

— Постой-ка, — распорядился Арман, — дай-ка его сюда.

На груди мёртвой девушки крошечная царапина с соскользнувшей с неё капелькой почерневшей крови.

И опять мы в столовой зале. Ожерелье валяется на столе перед Арманом. Долго молчим. Не потому, что не понимаем произошедшего, а, напротив, потому, что прекрасно понимаем. Хотя и не догадываемся о причине.

— Непостижимо! — прерывает молчание Аманда. — Кому это Луиза могла до такой степени стать поперёк дороги, чтобы решились на убийство.

— А иголка-то какая малюсенькая, едва заметная, — разглядывает Арман обратную сторону ожерелья. — И посажена у изгиба ключицы. Невозможно не оцарапаться, если наденешь. Со старанием и знанием дела сделано.

— Жутко мне, — поёжилась Катрин. — Словно в страшной, театральной трагедии. И сочинители часто такие страсти пишут. А тут с нами и на самом деле. Луиза, ты как?

— Злюсь. Однако вру — трясусь. Злиться ещё не начала, но уже начинаю. Милая девушка была Камилла. Угораздило же её… Хотя, если бы не она, то тогда я когда-нибудь. Может и не сегодня, и не завтра, но непременно. Откуда оно вдруг взялось, если его позавчера не было?

— Принесли и положили на место. Твоя камеристка знала, что ожерелье пропало? — поинтересовался Пьер.

— Конечно. Вот меня и удивляет, почему она мне не сказала, что оно вернулось?

— Вот это-то как раз понятно, — ответил Арман. — Неожиданно обнаружила и знает, что хозяйке сейчас ожерелье уже не потребуется. Решила побаловаться вещью, как обычно, когда никто не видит. Столько же суеты, переживаний вокруг пропажи. Жажда щекочущих ощущений. Вряд ли у неё таких чувств было много в жизни.

— Но откуда взялось?

— Оттуда же, куда и пропадало. Для того и брали, чтобы ожерелье сделать смертоносным. Но вот когда взяли? Могли когда угодно. Хоть год назад. Ты же говоришь, что только на день рождения это ожерелье и одеваешь. Серж, ты как думаешь?

— Вряд ли для отравления его взяли давно. Если бы давно, то и успели бы вовремя положить на место. Никто бы его пропажи не обнаружил. А тут не успели вернуть к празднику. Начался шум и, пожалуй, вещь вчера или сегодня бросили обратно в шкатулку просто наудачу. Значит, взяли не очень давно. Может быть, не ранее недели, а вернули сейчас. Причём, вряд ли взял кто-то свой. Свой мог бы взять в любой момент совершенно тихо. А тут взяли, лишь когда подвернулась возможность. Нужно искать, кто посторонний оказался здесь в последние дни. Хотя тут половина на половину. Обманом можно вовлечь в преступление и старых слуг.

— Преступление, преступление и, если именно и только слуг, — пробормотала Луиза. — Не слуги способны гораздо на большее. Сами знаете. Убираюсь немедленно в Париж! Там на меня никто не покушается, кроме Ришелье. А он травить ядом меня не будет. Захотел бы, то уж давно бы…