Кэролайн Черри - Иноземец

— Теперь знаете, значит. А ведь пайдхиин — всего-навсего переводчики.

— И люди, айчжи-май. Я знаю, что происходит там, вверху, точно так же как знаю, что люди делали в прошлом и чего они хотят от будущего — и в наших планах нет ничего, направленного против вас.

— Как не было в станции. Как не было в вашем приходе. Как не было в вашем вмешательстве в наши дела, в вашем господстве над нашей торговлей, нашими изобретениями, над нашим правом управлять собой. Вы повели нас к технике, которую вы хотели, поделились с нами промышленностью, которая нужна вам, вы извратили наши потребности в угоду своим планам и программам, вы втолкнули нас в будущее с телевидением, компьютерами и спутниками, и все это мы полюбили, о, мы стали на все это полагаться — и все полнее забывать наше собственное прошлое, наши собственные законы, наш собственный курс, которым мы желали следовать в использовании наших собственных ресурсов. Мы не настолько глупы, нанд' пайдхи, не настолько глупы, чтобы уничтожить самих себя без вашей великодушной помощи, как вы все время убеждали нас, не настолько глупы, чтобы не понимать, что мы снабжаем вас материалами, для которых вы находите свое собственное применение, и по программе, которую не мы составили. Табини очень полагается на вас — слишком, черт побери, сильно полагается на вас. Когда он узнал, что произошло, он отправил вас ко мне, как к личности, у которой свои мозги еще на месте, которая не провела всю жизнь в Шечидане, пялясь в телевизор и утопая в самодовольстве. Ну так скажите мне свою правду, нанд' пайдхи! Дайте мне свои заверения! Скажите мне, чем оправдана вся прочая ложь и чем хороша для нас та правда, которую мы видим в небе этим утром!

Налетевший порыв ветра не был таким ледяным, как гнев Илисиди. Это была правда, все, что она говорила, все обосновано, он знал всю не высказываемую вслух правду об отношениях с атеви — что пайдхиин делали все, что могли сделать при плохой игре, поддерживая мир, совершенно нежизнеспособный между обычными людьми двух биологических видов, спасая то, что они почти полностью разрушили, — такие вещи, как окружающая его здесь реальность, древние камни, озеро, порядок жизни в атевийской крепости, отдаленной от неба и звезд, которых ему отсюда не достать. Он смотрел на эту правду, и огни расплывались у него в глазах. Ветер не подсказывал направления, не говорил, где верх, где низ, падает ли он в небо или стоит на камнях, которых не чувствуют онемевшие ноги. Он боялся — он испытывал ужас, какой, должно быть, испытывают атеви от появления людей там, вверху, — и не мог понять, почему.

— Айчжи-май, я не могу сказать, что это хорошо… что корабль там… он просто там, это просто свершившийся факт, и если вы меня убьете, моя смерть ничего не изменит и не улучшит. Мосфейра этого не планировала. Да, мы направляли развитие вашей техники — мы хотели вернуться обратно в космос, айчжи-май, у самих у нас нет ресурсов, наше оборудование наполовину разрушено, и мы вообще не думали, что корабль еще существует. Мы рискнули, спустившись сюда, — это оказалось несчастьем и для нас, и для вас. Двести лет мы работали, чтобы снова вернуться туда, в небо, и никогда не хотели уничтожить атеви — мы хотели только дать вам ту же свободу, которой хотим для себя.

— Чертовски мило с вашей стороны. А нас вы спросили?

— Мы были наивны. Но, как нам представлялось, другого выхода у нас нет, и мы не имели способа улететь отсюда после того, как спустились. Куда легче упасть на планету, чем свободно улететь с нее. Это было наше рассчитанное решение, айчжи-май, мы думали, что сумеем построить себе дорогу в космос и взять с собой атеви. Мы никогда не собирались воевать мы не хотели ничего забирать у вас…

— Бачжи-начжи, нанд' пайдхи. У Фортуны человеческое лицо, а ублюдок Случай гоняется пьяный за шлюхами по твоим улицам… Отпустите его, надиин. Отпустите, пусть идет куда хочет. Если хотите уехать в город, нанд' пайдхи, — тут есть автомобиль, чтобы вас отвезти.

Брен моргал на ветру, шатаясь от внезапной свободы — она чуть не швырнула его на колени. Охранники все еще сжимали руки, не давая ему упасть. Это была единственная реальность. Как все прочие безумства, которые совершает Илисиди, — отпустить его на свободу, отправить отсюда…

Но он не знал, доберется ли до аэропорта. Она ведь не пообещала ничего больше, чем возможность свободно покинуть Мальгури. Она даже не сказала, что желает его отъезда, — «Если хотите уехать» все еще звенит в ушах; а перед этим словно бы подкидывала ему какие-то безумные предложения, вызывающе приглашала держаться за ней — на атевийский лад: следуй за мной, если посмеешь.

Брен высвободился из рук охранников и проковылял вперед, чтобы схватиться за пустой стул у стола — тут же обнажились стволы и щелкнули спущенные предохранители. Брен отодвинул стул и упал на сиденье; он слишком замерз, чтобы чувствовать прикрытое кружевами стекло под руками, его чувство равновесия кренилось то в одну сторону, то в другую на узкой полоске балкона.

— Табини прислал меня сюда, — сказал он. — Айчжи-май, ваш внук не мог довериться собственному суждению и потому прислал меня сюда, полагаясь на ваше здравомыслие. Значит, и я положусь на ваше решение. Ну, что мне делать, чего вы хотите?

Долгое-долгое мгновение Илисиди пристально смотрела на него, черная тень, укутанная в меховые одежды, нечувствительная к холоду. А он настолько замерз, что даже не мог дрожать. Он только ежился под порывами ветра, сутулился и прижимал руки поближе к телу. Но он уже не имел сомнений насчет того, что делает. Он не сомневался в характере приманки, которую выложила ему Илисиди, предложив бежать, — по всему, что он успел узнать о ней и об атеви вообще, стоит ему принять это приглашение к бегству, и Илисиди спишет начисто и его, и каждого живого землянина.

— Испытывая разумное чувство страха, — заговорила Илисиди наконец, вы все же не дали нам простых показаний против моего внука. Испытывая боль, вы отказались их дать. Что такого хорошего есть в ман'тчи для земных людей?

— Все хорошее. — Внезапно все стало для него ослепительно, лично ясным. — Мое место. Понимание, кто я и где я. Если Табини-айчжи послал меня сюда, он надеялся на ваше суждение — обо мне, о ситуации, о том, чем я ему полезен.

Снова долгая пауза.

— Я старомодна. Непрактична. Не понимаю и не принимаю современного мира. Чего может хотеть от меня мой внук?

— Очевидно, — начал Брен и обнаружил, что все-таки сохранил способность дрожать, — очевидно, он научился ценить ваше мнение.

Губы Илисиди сжались в тонкую линию. Потом скривились.

— В Майдинги есть люди, которые дожидаются вас — которые ждут, что я выдам вас им, фактически даже требуют этого — люди, которые полагаются на меня так, как мой внук не полагается. Ваше решение остаться здесь — мудрое решение. Но что я скажу им в свое оправдание, чем объясню, что не выдала вас, нади?