Костры миров - Геннадий Мартович Прашкевич
Туман.
– Дождь будет, однако, – длинно зевнул Сказкин.
И правда, как в гигантскую трубу, вдруг вынесло в небо согретый солнцем туман. Призрачно высветились кошмарные обрывы, отразились солнечные лучи от плоских вод. И тотчас откуда-то, как стрекот швейной машинки, пришел, растянулся, поплыл в утреннем воздухе томительный, ни на что не похожий звук.
– Берегись, воздух!
Над кальдерой кружил вертолет.
И конечно, не мы одни это поняли.
Встревоженный Краббен неуклюже сполз в воду, оттолкнулся ластами и медленно, без единого всплеска, ушел в глубину – черная туманность, пронизывающая светлую бездну.
– Уходит! – заорал Серп Иванович.
И замахал с каменного козырька вертолетчикам.
– Да что же это он делает! Не мог, что ли, зайти со стороны пролива?
– Ты что, – разъяснил Серп Иванович. – Это же МИ-один. Его любым ветром сдувает.
Свесив с каменного козырька босые ноги, Сказкин с наслаждением шевелил голыми пальцами. Он уже не боялся Краббена. Он уже ничего не боялся. Техника шла ему на помощь, техника подтверждала: ты, Сказкин, человек, ты Венец творения! Человечество тебя в беде не оставит!
Только я был в отчаянии.
Выгибая спину, отчего он и впрямь казался горбатым, Краббен бесшумно уходил к Камню-Льву. Вот он прошел мимо высокой скалы, добела загаженной чайками и бакланами, вот поднял грудью новый мощный вал, вскинул над водой плоскую голову и теперь уже навсегда… навсегда… навсегда… совсем навсегда растворился в плотной голубоватой дымке, стелющейся над океаном.
Ревя, завис над берегом вертолет.
Серебряный круг винта, рыжий пилот.
– Да брось ты, начальник! – утешал меня Сказкин. – Я тебя в Находке с корейцем сведу. Он тебе за маленький бутылек что хошь изобразит на спине!
Тетрадь пятая. Запоздалые сожаления
Мыс Большой Нос является северным входным мысом залива Доброе Начало и западной оконечностью вулкана Атсонупури. Мыс представляет собой скалистый обрывистый утес черного цвета и является хорошим радиолокационным ориентиром. На мысе гнездится множество птиц. Мыс приглубый. К югу от мыса в 1 кбт от берега лежат надводные и подводные скалы.
Лоция Охотского моря
«Почему это так, начальник?» Ученый совет СахКНИИ. Богодул с техническим именем. Яблоко Евы и яблоко Ньютона. «Как там с базисфеноидом?» Романтики с «Цуйо-мару». Гинзбург против Шикамы. О почте – в последний раз. Приписка.
Глупо стоять перед мчащимся на тебя табуном.
Надо или уходить в сторону, или вставать во главе табуна.
К сожалению, встать перед Краббеном я не мог. К еще пущему сожалению, мы вообще не смогли больше обнаружить Краббена, хотя я заставил матерящегося рыжего пилота («Скоро световой день кончится!») дважды дать круг над океаном на пространстве от Камня-Льва до вулкана Атсонупури.
Пилот злился. Его оторвали от дел, его загнали в какую-то дыру ради двух идиотов.
– Если бы не Агафон, – злился он, – вы бы у меня тут посидели!
Даже Сказкин возмутился: «Вывел бы я тебя на пару слов!»
К счастью, под нами был океан – из вертолета человека не выведешь. Да и знал я, чем обычно кончаются угрозы Сказкина. На моих глазах он как-то вывел из южнокурильского кафе худенького старпома с «Дианы». Сказал, что на пару слов, а сам не являлся в кафе целую неделю. Хворал.
«Потеряли! – с отчаянием думал я. – Не успели найти и уже потеряли! Чем я докажу, что мы на самом деле видели Краббена? Бреднями о пропавших собаках, о несчастной корове Мальцева, о каком-то корейце из Находки?»
Ухмыльнувшись, Сказкин ткнул меня локтем:
– Слышь, начальник! Вот почему так? Придешь, скажем, к Агафону, а он рыбу чистит. И лежит среди пучеглазых окуней такая черная тварюшка – хвост как щипцы, голова плоская, вся в тройной колючке. Вот не бывает на свете таких рыб, все знают, что таких рыб вообще не бывает, а она лежит! Спросишь: где такая водится? «Да кто ж ее знает?» – ответит Агафон. И чувствую я, начальник, что правду говорит сирота, а все равно ему не верю.
– Рыбка-то была?
– Да не важно, начальник. Тут другое важно. Вот забежишь в кафе вечерком, поддашь немножко и не хочешь, а брякнешь кому-нибудь: «Слышь, организмы, рыбу вчера поймал! На хвосте уши, на глазах козырьки, под животом парус!» Все повернутся, да ну, мол, тебя, но обязательно найдется такой, кто сплюнет через плечо: «Тоже мне! Мы в Беринговом кошельком такую брали!»
Я вздохнул. Я вдруг увидел: Сказкин устал. Да может, он и прав. Может, главное в том, что он все же вернулся в кальдеру.
Горизонт, белесый, выцветший, отсвечивал, как дюралевая плоскость. Прозрачная под вертолетом вода вдали мутнела, сгущалась. Тут не то что Краббена не заметишь, тут Атлантиду не увидишь со всеми ее храмами! И пилот подтвердил: «Вам привиделось, наверное». И кивнул: «Хватит переживать. Вон сверток вам Агафон передал».
Ах, Агафон! Ах, сирота! Я жевал вкусного, тугого, приготовленного Агафоном кальмара. Ничего тут не поделаешь, напугал вертолет Краббена. Но рано или поздно объявится. Раньше объявлялся – значит, опять объявится. Не может не объявиться, если корейцы в Находке до сих пор колют его изображение на спинах клиентов.
Непременно объявится!
Тогда и истолкуют все факты.
«Да, истолкуют…» – подумал я, представив ученый совет нашего института.
Я, младший научный сотрудник Тимофей Лужин, делаю научное сообщение. Лаконичное, ясное. Пропавшие собаки… несчастная корова сироты Агафона Мальцева… разорванный хищником сивуч… истерзанная сельдяная акула… наколка на спине Серпа Ивановича…
Эффект, понятно, ошеломляющий.
Кто первый прервет затянувшееся молчание?
Как это кто? Да мой старый приятель Олег Бичевский!
«Ну ладно, ну послушали, – скажет он и подозрительно поведет носом. – Что-то такое мелькало в прессе… – Снова поведет носом. – В желтой… – И переведет взгляд на доктора Хлудова. – Павел Владимирович! Может, пора поговорить о снаряжении? Я подавал заявку, а мне подсовывают б/у, обноски…»
«И правда, Тимофей, – вмешается в разговор ученый хам Гусев. – Я со своим отчетом совсем запурхался, химанализы никак не выдадут, а ты тут с этим своим… как его… Краббеном…»
А потом Рита Пяткина.
Она – палеонтолог. Беспозвоночница.
Но человек Рита воспитанный. Не будет ухмыляться, как Гусев, не будет щуриться, как Бичевский. Заметит вежливо: «Очень интересно, Тимофей! Правда, очень и очень интересно! Но вот, кроме дневниковых записей, у вас что-нибудь есть? Рисунки, фотографии, свидетели…»
«Рисунки есть, но плохонькие. Я ведь плохо рисую. И камеру я с собой не брал. Мы со Сказкиным так и думали: к пяти вернемся».
«С кем с кем?»
«Со Сказкиным».
«Со Сказкиным? Кто это?»
«Полевой рабочий. Он подтвердит».
«А-а-а, Сказкин! И этот наконец всплыл! – ухмыльнется всезнающий Гусев. –
