Дэйв Вулвертон - Мой путь в рай

Я обдумал ее слова. Военная тренировка Мотоки подействовала на мою хрупкую мораль. Всего две недели тренировок, и я понял, что навсегда теряю способность к сочувствию. А что произойдет, если эта способность будет ликвидирована хирургическим путем? Сколько продержится Тамара? Вообще любой человек?

- Значит, я должен найти способ освободить тебя, - сказал я.

- Если не сможешь, - ответила Тамара, - я предпочитаю умереть.

- Понимаю, - сказал я, зная, что в таком случае я должен буду убить ее. - Сколько человек знают о твоей роли в разведке? - Тамара назвала мне шесть имен, все ближайшие советники Гарсона. Я направился к выходу. И тут мне пришла в голову еще одна мысль. Я понял, кто еще оказался ее жертвой. - В обмен ты должна вернуть воспоминания Абрайре Сифуэнтес!

Тамара удивленно мигнула, но больше никак не показала, что поняла меня. Я подумал, что она отрицает, будто что-то отбирала у Абрайры. Она спросила:

- А зачем?

Я крикнул:

- Какое право ты имеешь отбирать ее прошлое?

- Я убрала только болезненные воспоминания, воспоминания о насилии, защищаясь, сказала Тамара. - Сняла боль! Если у тебя пациент с раком, ты вырезаешь опухоль. Эти воспоминания пожирали ее, как рак. Никто не должен страдать так, как страдала она!

- Ты и Гарсон - вы не отличаетесь друг от друга! Ты хочешь играть роль Бога!

Тамара мягко ответила:

- Тогда позволь мне быть добрым Богом. Подумай, о чем ты просишь! Хочешь, чтобы я вернула ей боль? Хочешь, чтобы это было ценой моей свободы? Тогда освобождай меня! Давай! Но тебе придется увидеть, как она умирает внутренне!

Я вышел из помещения и пошел по улицам Хотоке но За. Права ли Тамара? Надо ли возвращать Абрайре воспоминания, которые убьют ее? Я не знал. Это будет жестоко. Даже трудно представить себе, насколько жестоко.

Небо потемнело, затянутое красными облаками пыли. Мне нужен план освобождения Тамара. И нужна уверенность, что этот план сработает. Самое простое решение - убить Гарсона и техников, знающих о способностях Тамары. На моих руках и так много крови. А я предан жизни. Потребовалось несколько часов размышлений, пока страх Гарсона перед Тамарой не подсказал более трудное, но морально более правильное решение. Я видел, что может сделать его страх перед Тамарой, и подумал: "Почему не лишить Гарсона и его советников способности передвигаться и не дать Тамаре возможности убрать из их сознания все воспоминания о ней?" Тогда никого не нужно будет убивать, никто не пострадает.

Я взглянул на часы. Тамара работала со мной быстро. Вся операция займет у нее всего несколько часов. Может, даже меньше. И тогда Тамара сможет жить на Пекаре, как все остальные.

Я вернулся в больницу, позвонил на "Харон" и запросил все медицинские данные о Тамаре. Как я и думал, они загадочно исчезли незадолго до нашего прибытия на Пекарь. Но сохранился ее генотип и индекс клеточных структур. Я пошел в отдел генетической инженерии больницы, ввел данные в генетический синтезатор и начал создание клона. Если хочу, чтобы к ней вернулась способность ходить, нужно ввести новые клетки в мозг, взятые у клона, понадобится стимулятор роста нервных клеток. Все это займет время, вероятно, несколько недель.

Я запросил данные о тех, кто знает о роли Тамары в разведке, и постарался запомнить их лица. Изготовил партию слабого нейротоксина, который парализует человека, попадая ему в кровь. Их шестеро, и я знал, что мне потребуется помощь. Я принялся обдумывать свои возможности. Нужны такие, кто не станет задавать вопросов. И очень сильные. Четверо химер привязались ко мне. Мигель жив; он побывал в больнице с большой раной и целый день, лежа на кровати, не отрывал от меня взгляда. Об остальных я ничего не знал. Но по вечерам на холме у костров сидят люди. А я теперь знаю, как привязывать к себе химер. Мысль эта вызывала во мне отвращение, но я знал теперь, как получить помощь.

В этот вечер я отправился к лагерным кострам. Как обычно, вокруг них собралась тысяча наемников. Они сидели вокруг костров, разговаривали о сражениях, рассказывали анекдоты и пели песни. Я встретил Мавро и немного посидел с ним. Он был угнетен и печален. Сказал:

- Мне так и не удалось стать офицером, а теперь война кончена. Что же мне делать?

У меня не было ответа на это.

Появился Гарсон, вместе в ним везли в коляске Тамару. Гарсон тоже знал, что нужно сесть так, чтобы в темноте сзади освещались его седые волосы. Он хотел, чтобы как можно больше химер привязалось к нему. Он казался очень спокойным, расслабленным. Я старался не смотреть в его сторону.

Подошла Абрайра, принесла мясного бульона и села рядом со мной. Говорила мало. Я слушал пение. Абрайра вымыла волосы, и от них хорошо пахло.

- Я тебя теперь редко вижу, - сказала она.

- Я работал в генетической лаборатории, делал клон Перфекто.

- Весь день? Ты собираешься создать целую армию? Сколько копий тебе нужно?

Я рассмеялся.

- Просто следил, как растут зиготы, хотел убедиться, что все идет нормально. Вероятно, две. Я сделаю близнецов.

- Ты знаешь, в больнице есть целое крыло с инкубационными камерами. Оно запечатано уже восемьдесят лет, но оборудование действует.

- Знаю, - ответил я.

- Если тебе понадобится помощь в выращивании детей, я готова, сказала она. Она сидела очень близко, вступила на мою телесную территорию. Я понимал, каково химере вступать в такую близость. Взял ее за руку, и она сжала ее.

Этим же вечером я встретился с Мигелем и еще двумя привязавшимися ко мне химерами, но не говорил о своих планах относительно Гарсона. Мы говорили о прошлом и еще больше подружились.

Мне не нравилось то, что я делаю, планируя освобождение Тамары. Я был смущен. Не понимал до конца, почему пытался спасти женщину ябадзинку, почему вообще заботился обо всех них. Если я делал это только из-за программы Тамары, тогда моя мораль ничего не стоит. Убивая Эйриша, я делал это из-за Флако. Когда я убил Хуана Карлоса, то сделал это ради себя самого. А когда спасал женщину, то думал, что делаю это потому, что она человек. Это совсем не связано с программой Тамары. Лишь однажды я пытался убить из-за женщины - это случай с Люсио. И я понял, что нечто другое подействовало на мою решимость убивать: радикальная программа Тамары убедила меня, что до некоторого предела мы программируем себя сами. В течение жизни мы вырабатываем образ мыслей. И не потому ли я убивал, что тренировался в насилии, как сказала она? И прекратил тренироваться в насилии, когда понял, как оно действует на меня.

Я поклялся упражняться в сочувствии, создать глубокую программу, которая изменит всю мою жизнь; так слабак в пятьдесят килограммов начинает наращивать мышцы, чтобы стать самым сильным человеком в мире. На примере Абрайры я видел, что эта способность к сочувствию не обязательно должна быть врожденной. Ее можно выработать. Я чувствовал себя так, словно стою на вершине холма, от него вперед уходит золотая дорога, и я вижу на ней человека, каким когда-нибудь стану.

Наше общество в Панаме прославляло противоречивого человека человека из стали и бархата. Я знавал людей, которые пытались быть тем и другим. И насколько мне известно, это никому не удавалось. Я видел также, что тренировки в симуляторе, тренировки в насилии заставили меня потерять способность сочувствовать. Я знал, что если продолжил бы тренироваться с самураями, вообще потерял бы такую способность. Образ жизни воина смерть. Я стал бы таким же опустошенным, как рефуджиадос, как Мавро, как сами самураи. И если я сохранил какое-то подобие человечности, то из-за того, что мне повезло, а не по своему выбору. Мне повезло, что после мятежа меня поместили в криотанк, повезло, что у меня оказались друзья, которые помогли мне стать лучше. Тамара считала, что я действую в соответствии с ее программой, и до некоторой степени она права. Но такой ответ слишком упрощен и не объясняет всего.

Я провел день, размышляя над этими проблемами и приводя в порядок свои воспоминания о семье. Записывал их, чтобы больше никогда не забыть. Связался с кораблями на орбите и убедился, что могу получить место в жилых помещениях экипажа "Харона", тем самым риск встречи с японцами будет невелик.

Я решил навсегда оставить Пекарь.

Я думал о Викториано и Татьяне, о своем отце и о возможности встречи с другими членами семьи, и меня тянуло к ним. Я не мог вынести мысли о том, что мне придется остаться на Пекаре, и дело не в плохих воспоминаниях: дело в злом будущем. Общество, которое создают мои companeros, злое и нездоровое. Мы захватили планету из жадности и все время убивали ее жителей. Я не видел будущего у такого общества. Действительно, прошло четыре дня, а мы ничего не делали. Город лежал в развалинах, и никто его не расчищал. Никто ничего не восстанавливал. Наемники бродили повсюду, хлопали друг друга по спине и весь день бездельничали. По вечерам они сидели у костров, пели песни, играли, напивались и рассказывали анекдоты.