Тэд Уильямс - Река голубого пламени

!Ксаббу кивнул. Он быстро расставил пальцы и начал двигать их внутрь и наружу, пока не сложился еще один многоугольный рисунок.

— В ранние дни случилось, что как-то раз Прадедушка Богомол заболел и почти почувствовал, что умирает. Он поел билтон, сушеное мясо, который он украл у собственного сына, Квамманги-Радуги, и когда Квамманга обнаружил пропажу, он сказал: «Пусть билтон снова оживет в животе того, кто его у меня украл». Он не знал, что это был его отец. И билтон снова ожил в животе у Деда Богомола и причинял ему ужасную боль.

Пальцы !Ксаббу изогнулись, и рисунок задрожал, как рябь. Вблизи центра какая-то фигура стала извиваться, так что Рени почти увидела Дедушку Богомола, корчащегося в агонии.

— Он отправился к своей жене Скальному Кролику и сказал ей, что чувствует себя очень больным. Она велела ему идти в буш и найти воду, чтобы, напившись, успокоить боль. Стеная, он ушел. Поблизости воды не оказалось, и Богомол шел много дней, пока наконец не пришел в холмы Цодило, и на их вершине нашел воду, которую искал. Он напился вдоволь и почувствовал себя лучше и решил, что прежде чем возвращаться домой, отдохнет.

Руки бабуина прошли через череду форм, и Рени увидела, как поднимаются холмы и блестит вода. Азадор рядом с ними перестал насвистывать и, казалось, прислушивался.

— Но тем временем в краале Прадедушки Богомола все перепугались, что он не вернулся, и опасались, что, если он умер, они никогда его вновь не увидят, поскольку никто из Старшей Расы раньше не умирал. Поэтому его жена Скальный Кролик отправила своего кузена Зайца на поиски.

На короткое мгновение Заяц появился в сети веревочек, потом ускакал.

— Заяц бежал по следам всю дорогу до холмов Цодило, ибо он был очень быстрым бегуном, и достиг их к ночи. Когда заяц забрался на холмы, он обнаружил Богомола сидящим подле воды, пьющего и смывающего пыль со своего тела. «Прадедушка, — сказал Заяц, — твоя жена и твои дети и все остальные Первые Люди послали узнать, как ты себя чувствуешь. Они боятся, что ты умираешь и что они никогда тебя снова не увидят». Богомол чувствовал себя значительно лучше, и ему было жаль, что все так обеспокоились. «Возвращайся и скажи им, что они глупы: смерти нет, — сказал он Зайцу. — Ты думаешь, когда мы умрем, мы станем, как эта трава? — он поднял пучок травы. — Что мы умираем, чувствуя себя, как сухая трава, превращающаяся в пыль?» Он поднял пыль другой рукой и швырнул ее в воздух, потом указал на луну, что висела в ночном небе. Прадедушка Богомол сам сделал луну, но это другая история.

«Иди и скажи им, — сказал он, — что подобно луне, которая умирает, но потом делается новой, так же в смерти они будут созданы заново. И потому не должны иметь страха». И так он отправил Зайца назад вниз с холмов со своим посланием. Но Заяц был из тех, кто думают, что они очень умные, и когда он бежал к краалю Прадедушки Богомола, он думал про себя: «Старый Богомол не может быть в этом уверен, ибо разве все не умирает и не превращается в пыль? Если я принесу им это глупое послание, они посчитают меня глупцом, и я никогда не найду себе невесту, и остальные люди из Древней Расы отвернутся от меня». Поэтому, когда он вернулся в крааль, где Скальный Кролик и все остальные ждали его, он сказал им: «Прадедушка Богомол говорит, что, умирая, мы не возобновимся, как луна, но вместо этого, как трава, обратимся в пыль».

И так все люди из семьи Богомола рассказали всем другим Первым Людям то, что, по словам Зайца, передал Прадедушка Богомол, и все Первые Люди преисполнились великим страхом и рыдали и дрались друг с другом. Так что вернувшись домой, с мешком из шкуры антилопы, перекинутым через одно плечо, и палкой-копалкой в руке, Богомол нашел всех исполненными печали. Когда он узнал, что сказал Заяц, и что теперь повторялось всеми Первыми Людьми в мире как правда, он так разозлился, что поднял свою палку-копалку, ударил Зайца и рассек ему губу. Потом он сказал Зайцу, что ни кустарник, ни трава вельда, ни скалы пустыни не будут ему убежищем и что враги его всегда будут искать его и находить. Вот отчего у зайца рассечена губа.

Последняя картинка вибрировала мгновение между вытянутыми руками !Ксаббу, потом он соединил ладони, и она исчезла.

— Это было восхитительно!

Рени сказала бы больше, но Азадор резко поднялся:

— Пора.

У Рени начинали болеть руки.

— Это не имеет смысла.

— Не имеет смысла для тебя, — сказал Азадор беззаботно. — Просто упирайся ладонями.

Рени тихонько выругалась. Ее положение — лицом к стене, руки широко разведены и упираются ладонями в холодный цемент — неприятно напоминало процесс ареста. Азадор лежал на животе между ее ступней, и его руки тоже упирались в стену, параллельно ее рукам, но только чуть выше пола.

— Ладно, — сказала она, — ты убедил меня, что безумен. Что теперь?

— Теперь твой черед, как там тебя зовут, обезьяночеловек, — Азадор вытянул шею и посмотрел через плечо на !Ксаббу, который рассматривал эту картину определенно без всякого энтузиазма. — Найди место как можно ближе к центру, где находился бы центр перекрестья «х», если бы наши руки были по краям. И ударь по нему.

— Это очень твердая стена, — заметил !Ксаббу.

Азадор то ли рассмеялся, то ли раздраженно хрюкнул.

— Ты ее не сломаешь своей ручкой, человек-обезьяна. Просто делай, что я сказал.

!Ксаббу скользнул внутрь так, что его голова прижалась к животу Рени, чуть ниже груди. Ей было неудобно, но друг не стал медлить. Выбрав место, он ударил по нему ладошкой.

Прежде чем затихло эхо шлепка, отразившееся от голых стен камеры, часть стены, обозначенная их вытянутыми руками, исчезла, оставив чистую белую поверхность на всех краях отверстия. Потеряв опору, Рени упала внутрь следующей камеры.

— Ты как это сделал? — потребовала она.

Улыбка Азадора просто бесила своим самодовольством.

— Это ВР, мисс Отепи — все выдуманное. Я просто знаю, как заставить все думать по-другому. Теперь эта часть стены думает, что она больше не стена.

!Ксаббу бочком просочился внутрь и оглядывался в пустой камере, точной копии той, которую они только что оставили.

— Ну и что в этом хорошего для нас? Мы должны теперь будем пройти через все до единой стены, пока не окажемся снаружи?

Довольное выражение лица Азадора не изменилось. Он подошел к двери новой камеры. Один раз потянул за ручку, и она скользнула вбок, открыв путь в коридор.

— Никто не станет тратить время на то, чтобы запирать пустые камеры.

Первым побуждением Рени (чтобы скрыть раздражение от успеха этого человека) было сказать «Это обман!», что, как она сама понимала, звучало бы очень глупо. Она скользнула мимо Азадора и выглянула в коридор. Там ничего не было, лишь цемент цвета зеленой мяты и закрытые двери по обеим сторонам до самого поворота коридора. Монотонность нарушалась лишь плакатами, изображавшими Страшилу — здорового, энергичного, строгого Страшилу, провозглашающего: «Десять тысяч жевунов мертвы — ради чего? Помни про Оз!» и «Ты нужен Изумрудному городу!»