Александр Щеголев - Свободный Охотник

Когда «скорая» уехала, я заплакал. Возможно, впервые в жизни.

Как он выдержал эти двое суток? Физическое и психическое переутомление было запредельным. И чем он тут, собственно, занимался, для чего понадобились такие сложности? Вопросов было больше, чем могла вместить моя голова.

В компьютерном классе творилось нечто небывалое. Учительницу было даже жалко, так она переживала. Огнетушитель ОУ-2 (углекислотный, двухлитровый) валялся на пороге – опустошенный, с открытым вентилем. А рожденный им ледяной туман уже растаял в теплом воздухе, оставив после себя специфический запах. И было совершенно ясно, что сгоревший компьютер ремонту не подлежит. («Гений хренов, – подумал я, не испытывая ничего, кроме усталости. – Ведь самый лучший выбрал для своих забав, фон Нейман непризнанный…») Придется крупно раскошелиться, мыслил я, осматривая место происшествия. Обещание, данное директрисе, надо выполнять. Что ж, купим им новый, лишь бы не плакали. И слава Богу, что хоть часть возникающих в жизни проблем решается с помощью денег…

Но что в компьютере могло загореться? Предположим, в блоке питания рванули электролитические конденсаторы (все-таки есть полярность), или сдох модулятор, если скакнуло напряжение. А дальше? Что там вообще горит-то? Сплошной гетинакс, по сути – стекловолокно, плюс чуть-чуть пластмассы, и все это покрыто инертным веществом. Дыму напустило бы – да. Но в системном блоке – черным-черно, жуткое пепелище, одна вонь и осталась. Сам бы не увидел, не поверил бы в эти сказки. И ещё – дисплей. Вот загадка загадок! Кинескопы не взрываются, а трескаются, бывает такое, очень редко, но бывает. Из-за дефекта стекла в трубке или, скажем, когда по какой-то причине нарушается равномерность внутреннего напряжения стекла. Трескается внутрь, а не наружу – никаких вам разлетающихся осколков, как в фильмах ужасов.

Что за кино крутилось в этой комнате?

Причем, на глазах учительницы. Повезло, а то свалили бы потом всю вину на мальчишку – мол, ударил чем-нибудь в экран, психопат, не контролировал себя. А нам с ним и так вины хватало. Умывальник был загажен, зеркало разбито. Осколки на полу. Разлитая вода. Убирать все это, пришлось, естественно, мне, кому же еще. Из химической лаборатории он зачем-то принес здоровенную мензурку, которую тоже разбили во время паники, и в которой, говорят, плавала чья-то фотография. Я видел эту фотографию – размокший кусок бумаги с отслоившимся изображением. Какие-то идиоты брали её пальцами, и теперь различить что-либо было невозможно.

В общем, никаких разумных объяснений происшедшему не существовало. Но добила меня его сумка. Нет, не перечень вещей, которые он в ней носил (хотя, экипировка у него оказалась – ого-го!), а всего лишь один из предметов. Выпускной фотоальбом. До боли знакомая книжица, ибо это был МОЙ ФОТОАЛЬБОМ. Сначала я даже подумал, что парень умудрился стащить его у меня из дому, но быстро понял – альбом чужой, просто точно такой же. Я листал его, испытывая странные чувства. Вспоминал лица сокурсников, с которыми мы учились в одной группе института, вспоминал лица преподавателей. А в том месте, где должна была быть моя карточка, не обнаружилось ничего. Засохшие остатки клея, да грязные куски не до конца отодранной бумаги. И ещё сохранилась моя фамилия. Смотреть на это безобразие было противно. Но кому и зачем понадобилось расправляться с моим портретом? Недолгое размышление дало результат. Выпускной альбом, конечно, парень позаимствовал у своей озлобленной на весь мир мамаши, а та, очевидно – у подруги. Вот она, эта самая подруга, ехидно смотрит с одной из фотографий. Их трогательная дружба не закончилась, когда будущая мать моего сына ушла с факультета, и, скорее всего, эта дружба продолжается по сей день. Сидели тетки на кухне, перемывали косточки прошлым и нынешним знакомым, клеймили мужиков то «котами», то «четырехпалыми», а ребенок, не замечаемый взрослыми, играл во что-нибудь и тихонько слушал…

Получается, он знал фамилию своего настоящего отца! Трудно было не догадаться обо всем, найдя у матери подобный фотодокумент, с зияющим провалом вместо одного из мужских лиц. Он ТОЧНО ЗНАЛ, когда уходил от меня в пятницу. Ему достаточно было расспросить мою дочь, чтобы удостовериться – именно это понимание, если честно, меня и добило.

Не понравился ему, значит, такой папа. Не подошел, разочаровал. Едва встретившись, он тут же отправляется к ближайшему компьютеру – поиграть, поразвлечься. Не укладывалось все это у меня в голове, наполняло рот поганой желчью…

С другой стороны, моя дочь – она ведь сестра ему! Как же я сразу не догадался, не заметил столь очевидного факта? Малыш так ждал, так хотел сестру. Клятву дал, что не притронется к компьютеру, пока его мечта не исполнится. Два месяца воздерживался. Это срок, я же понимаю, я тоже как-никак мужчина. И вот – клятва перестала действовать. Появившаяся нежданно-негаданно сестра подарила ему свободу, так зачем молодому человеку был нужен в этой ситуации отец? Подождет отец день-другой, никуда не денется… Я даже засмеялся, напугав стоявшую рядом учительницу. Найденное объяснение вернуло мне жизнь.

Действительно ли он хотел лишь поиграть да поразвлечься? Некоторые подробности его пребывания в компьютерном классе заставляют в этом усомниться. Почему в таком случае наш герой не отправился домой, к своему старенькому «Диджи»? Почему не пошел к друзьям, таким же юным программистам? Или нет у него друзей? Наверное, нетерпение жгло его руки, убыстряло пульс, делало способным на все. Ближайший компьютер был здесь, в этой школе… Вот наглец, подумал я с удовольствием. Пока в ночь пятницы я восстанавливал в здании электричество, он, оказывается, был уже в компьютерном классе. Обесточил школу моим же испорченным предохранителем, который я поленился выбросить. Заранее распространил слух о своей поездке в Москву, чтобы его не искали – значит, ехал ко мне с уверенностью, что задержится, останется на неопределенный срок… До чего же предусмотрительный у меня сын, думал я с гордостью.

Однако главные вопросы, увы, так и остались без ответов. Ответы нашли меня позже, гораздо позже…

Прибежала дочь – с новостью, что пациент наконец проснулся. Потащила меня на первый этаж: «Скорей, папа, он там смеется!» Паршивка удрала с очередного урока и, пока я разбирался с последствиями утренних событий, торчала возле медпункта – вроде как дежурила. Отругать бы её, однако времени на это не было.

– Чего-чего он там делает? – спросил я уже на ходу.

– Ржет, как лошадь, – уточнила дочь со свойственной ей четкостью формулировок. – Смотри, что он мне подарил, – и сунулась в портфель.