Александр Казанцев - Льды возвращаются

Представители банков почтили своим присутствием похороны, вежливо ожидая, когда гробы вынесут из дома, чтобы опечатать двери. Сестрица Джен сразу же после похорон должна была увезти совсем иссохшего Тома к мужу, устроившемуся где-то в теплой Флориде, где снег летом все-таки стаял.

Старика похоронили на холме. Если он будет вставать из гроба, то увидит и поля, впервые вспаханные его дедами, и ферму, увы, не перешедшую к его сыну… Мать положили в яму рядом с ним. Старый Картер гнусавым голосом прочитал над могилой псалмы.

Лиз плакала. Она не могла простить себе, что, вынужденная скрываться, не выкупила отцовской фермы…

Можно было не любить Лиз, но нельзя было ее не уважать.

Однажды Лиз играла на рояле, я сидел на низком кресле, сжав виски руками. Я не знал, что она играет, но она играла именно то, о чем я думал, что я чувствовал.

— Это Лист, Рой, — сказала она, осторожно закрывая крышку рояля и проницательно смотря на меня. — Это «Сонет Петрарки»…

Сонет Петрарки!.. Я нашел книжку сонетов Петрарки на низеньком столике в гостиной. Она была необыкновенно умна и проницательна, моя Лиз.

Петрарка, юный Франческо был тогда силен, ловок и красив, со взглядом быстрым и горячим темных карих глаз, уже известный всем умом, талантом и подвигом неустанного труда. Беспримерная его любовь, прославившая имя Женщины в веках, вспыхнула в миг, когда Лаура прошла мимо него, опустив черные гребни ресниц. Внезапно вскинув их, она озарила его светом Прекраснейшей Солнца… И была их любовь беспримерной, выше трагических обстоятельств, разделивших их оковами ее семьи, обетом его безбрачия, долгом, верностью, детьми с обеих сторон. Любовь эту почитали небесной, но была она истинно земной, рожденная земной красотой и земным благородством, хоть и была сильнее всего, что есть на Земле, даже сильнее смерти, смерти, поразившей Прекраснейшую в страшные ночи, когда смоляные гробы несли мрачные люди в смоляных балахонах с узкими прорезями для глаз. Трещавшие смоляные факелы тщетно отгоняли тогда черную чуму, не знавшую жалости к живым, но бессильную деред Любовью. Любовь эта была не только сильнее смерти, но и сильнее времени. Двадцать один год славил коронованный капитолийскимии аврами Поэт образ Прекраснейшей Солнца, которую видел лишь считанные часы на людях и чью непорочную близость познал лишь на миг, когда побледнела она, услышав об его отъезде. И еще четверть века славил он ее, погребенную в закоптевшем от факелов склепе. И еще шесть столетий после того Великая Любовь возгоралась пламенем негаснущего солнца во всех тех, кто сердцем прикасался, подобно вдохновенному музыканту, к бессмертным сонетам.

…Негаснущего солнца!..

Как горько звучит это в наши дни!..

Но какой это немеркнущий пример для моего несочастного чувства, которое хотело быть выше записи в книге гнусавого шерифа, выше ненависти и шпионского коварства, по воле враждующих людских племен разлучивших меня с той, которая для меня была Прекраснейшей Солнца и которую я лишь не умею воспеть в столь же бессмертных сонетах, как флорентийский поэт и гуманист.

Но если я не поэт и бессилен слагать достойные моей любви песни, то разве не могу я посвятить ей подвиг, который совершу во имя человечества, прозревший в тяжелые его дни!..

Американцы — люди действия. Я горжусь, что принадлежу к этой нации.

Конечно, я не мог совершить этот подвиг, я лишь только мог призвать к этому людей, сильных волей и умом.

И я отправился в Беркли, в атомный центр США.

Лиз сопровождала меня, сразу же одобрив мой дерзкий, а может быть, и безумный план.

В Беркли в новом отеле, носившем многозначительное название «Нуклон-отель», Лиз дала обед в честь американских атомников.

Может быть, не стоило всем им оказывать такое уважение после всего того вреда, который они принесли человечеству, но речь шла о возможности загладить перед потомками их вину.

Мы с Лиз стояли у дверей банкетного зала и, как магнитофонные ленты, произносили заученные фразы. Ученые учтиво улыбались нам, стараясь догадаться, что у нас на уме.

В начале своей речи на обеде я сказал о беспримерном бизнесе, дивидендом которого будет продолжение цивилизации. Нужен первый вклад, который в долларах делает моя жена, а своим знанием и гением могут сделать присутствующие здесь физики.

Можно ли создать обледенелой Земле второе Солнце?

Физики переглянулись, положили вилки на стол. Некоторые выпили содовую воду.

Да, второе Солнце! Физики на Земле научились превращать атомы водорода в гелий, освобождая ядерную энергию синтеза, воспроизводя солнечную реакцию на Земле, которая замирает ныне на Солнце. Но ведь в небе есть еще одно тело, состоящее почти целиком из ядерного горючего, из водорода. Нельзя ли с помощью современных технических средств зажечь Юпитер? Зажечь его и регулировать происходящие на нем реакции?

Физики очень серьезно отнеслись к этой безумной идее. Я подозреваю, что она не была для них нова, слишком уж вооружены они оказались цифрами для разговора на эту тему.

Они говорили со своих мест, некоторые вставая, а некоторые сидя за столом, покрывая салфетки цифрами и формулами, тут же объявляя результат.

Масса Юпитера 2х10іє граммов. Земные океаны были бы каплей в этом море водорода. Если весь этот водород превратить в гелий, то освободится чудовищная энергия. Они подсчитали ее — 10 эрг. Ее даже нельзя сопоставлять с энергией взрыва бомб, это энергия взрыва звезды. Но, конечно, такой взрыв нельзя допустить. Он испепелил бы все околосолнечное пространство, но если расходовать энергетические кладовые Юпитера бережно, брать из них лишь столько энергии, сколько давало в лучшие времена Солнце, то, даже погасни оно теперь совсем, новое Солнце на месте Юпитера будет светить 500 миллионов лет! Достаточно для того, чтобы наши потомки снова разожгли наше доброе старое Солнце.

Но оно еще не погасло! Нужно лишь совсем немного помочь ему, засветив в небе звезду нестерпимой яркости, которая изменит лик Земли, не только тем, что растопит ненавистные ледники, но и новой палитрой расцветит зори. И тогда в разных концах небосвода, одновременно с востока и с запада взойдут сразу два светила: одно — огромное, медное, закатное, другое — подобное ослепительной негаснущей вспышке. Двойные, странные тени лягут от всех предметов на земле, и две непохожие зари окрасят небо и облака в одной стороне красными, а в другой буйно-фиолетовыми огнями. Порой, светя вместе, два солнца станут растапливать вековые ледники в Антарктиде и Гренландии, освобождая для людей новые материки с бесценными сокровищами недр, а порой, светя поочередно, не допустят ночной тьмы, сделав ненужными на Земле тусклые электрические лампочки и слепые по сравнению с небом прожекторы.