Станислав Гагарин - Три лица Януса

Они попробовали... Отчаянная вылазка не удалась.

Лапиньша тронул за рукав адъютант и, склонившись, шепнул что-то на ухо.

Перед Лапиньшем стояла худенькая молодая женщина-горянка, голова закутана в большой белый платок, черные блестящие глаза спокойно смотрят на Лапиньша.

- Я пойду, командир, - сказала она. - Женщину они не тронут.

- Куда пойдешь? - не понял Лапиньш.

- К пулемету! - Она развернула складки платка, сунула руку за пазуху и вытащила длинный кинжал.

- Еще не хватало, чтобы вместе с нами гибли женщины! - сердито сказал Лапиньш.

- Разреши мне пойти, - повторила она. - Женщину они не тронут.

- Верно она говорит, товарищ Лапиньш, - сказал один из горцев. Помочь нам может только женщина... Она зайдет к пулеметчикам с тыла.

- В это время показался в толпе бойцов Ахмед, он уходил к фельдшеру, чтобы перевязать голову, ушибленную при падении с коня. Ахмед увидел женщину, стоявшую перед командиром с кинжалом в руке, и крикнул:

- Муслимат!

Она обернулась и спрятала оружие на груди.

- Ты знаешь ее, Ахмед? - спросил Лапиньш.

- Это жена моя, командир!

- Жена? А ты знаешь, что она предлагает одна снять пулеметчиков в ущелье?

- Раз она так говорит, значит, сможет, - сказал Ахмед. Он повернулся к Муслимат. - Я знаю, что ты сумеешь подойти к ним близко, - заговорил он с ней на родном языке. - Но скажи, не дрогнет у тебя рука, когда ты станешь убивать их? Это не женское дело...

- Не дрогнет, Ахмед.

- Тогда иди. Наш сын Сиражутдин в надежном месте?

- Да, он у твоей матери, Ахмед.

- Иди, Муслимат. И да поможет тебе аллах! - Он повернулся к Лапиньшу: - Эта женщина пройдет, командир. Разреши ей...

- Хорошо, - поморщившись, сказал командир. - Только не по дороге же тебе идти...

- Да, я пойду с другой стороны, - ответила Муслимат. - Когда все будет готово, я махну платком.

Весь отряд, сидя в седлах и изготовившись к решительной атаке, нетерпеливо ждал сигнала. Лапиньш смотрел на часы и тихонько ругал себя по-латышски за то, что согласился отпустить Муслимат.

- Надо найти другой вариант, - сказал он, поворачиваясь к начальнику штаба.

И вдруг один из наблюдателей крикнул:

- Платок! Платок вижу! Белый!

Из ущелья донесся женский крик.

- Вперед! - скомандовал Лапиньш.

Лавою вырвались конники из-за скалы и понеслись к ущелью. Пулемет молчал...

Оглушительное "ура!" разорвало горный воздух и многократным эхом прокатилось по горам.

...Когда окончился бой, Лапиньш попросил привести к нему Муслимат.

Он вышел с нею и перед строем бойцов крепко, по-мужски, пожал ей руку.

- От имени революции объявляю благодарность...

В это время из стоявшей поодаль толпы пленных белогвардейцев вырвался офицер, обросший рыжей щетиной, без фуражки, с оборванным погоном на левом плече. Он выхватил из-за пазухи пистолет. Все замерли от неожиданности, и только Лапиньш, стоявший к офицеру боком, ничего не видел и приветливо улыбался Муслимат. Она вдруг бросилась командиру на шею, и тут грянули выстрелы.

Белогвардеец заваливался на бок, рука его с пистолетом вздернулась, и палец на спусковом крючке, конвульсивно двигаясь, посылал пули в небо. Военный фельдшер Иоганн фон Шванебек, из пленных немцев, примкнувший к революции и сражавшийся за нее в рядах латышских стрелков, на ходу засовывал в деревянную кобуру дымящийся маузер, бежал к Лапиньшу, державшему в руках неподвижное тело Муслимат. С другой стороны, вытянув руки, спотыкаясь, неровной походкой, будто слепой, двигался Ахмед...

Арвид Вилкс поправился быстро. Вскоре он уже мог принимать участие в боевых операциях отряда.

Потерявший жену Ахмед не отходил от своего друга. Он перестал разговаривать, весь высох, почернел и преображался только в бою. Тогда вселялась в него неведомая сила, молнией метался он' среди врагов, сокрушал их не знающим пощады клинком. А после боя напряжение спадало, Ахмед сникал, замыкался, и только Арвид Вилкс мог добиться от него слова.

- Он ищет смерти, - говорил Вилкс Лапиньшу о своем друге, - нарочно бросается под пули...

Но однажды, в одной из последних операций, косая не сумела увернуться, и пришлось ей столкнуться с Ахмедом.

Когда начальника разведки позвали к другу-побратиму, тот умирал. Он увидел Арвида и знаком попросил наклониться.

- Ухожу, брат, - прошептал Ахмед. - Аллах позволил мне снова встретиться с Муслимат... Прошу тебя... - Ахмед попытался приподнять голову.

- Не надо, лежи спокойно, - сказал Вилкс.

- Прошу... Сын мой... Сиражутдин... Брат, пусть он будет твой сын...

Он задвигал рукой, нащупал ладонь Арвида, с силой сжал ее, и это было его последним движением.

Когда полк латышских стрелков выполнил свою задачу в Дагестане, вместе с приемным отцом уехал в Россию и Сиражутдин.

Арвида ждала в Москве Велта, его невеста. Они вскоре поженились, и Орел Аравии, так переводится с арабского языка имя Сиражутдин, стал их сыном. Звали его и дома, и в школе попросту Сережей, а фамилию он носил двойную: Ахмедов-Вилкс.

Позднее появились у него две сестренки: Индра и Анита. Семья была дружной. Сережа знал все о своих настоящих родителях - приемным отец часто рассказывал ему о Муслимат и Ахмеде, - но никогда не чувствовал себя чужим в этой латышской семье.

...Шли годы. Арвид Вилкс работал в Управлении военной разведки, часто неожиданно исчезал из дому. А дети его учились, Велта хлопотала по хозяйству и в библиотеке, которой она заведовала.

У мальчика рано проявились способности к технике, и после окончания школы он поступил в Высшее техническое училище имени Баумана. Когда Сиражутдин заканчивал училище, в Германии победил фашизм. Более осведомленный, нежели его приятели, в том, что делается в мире, Сиражутдин дождался возвращения отца из очередной командировки и решительно заявил ему:

- Я должен быть там, где дерутся с фашизмом, отец! Хочу стать разведчиком, пойти по твоим стопам.

После некоторых колебаний Вилкс-старший согласился с доводами приемного сына.

Учась в спецшколе, он параллельно закончил и Бауманское училище. На этом настаивал его приемный отец, имея в виду предстоящую работу Сиражутдина.

Немецким языком он владел в совершенстве еще с детства, потому что приемные родители хорошо знали этот язык. Неплохих успехов добился Сиражутдин и в английском.

Учеба в спецшколе была сложной, но интересной. Каждый день был расписан по минутам. Свободного времени не было - Сиражутдин проходил ускоренную подготовку.

Время шло быстро, чему способствовало разнообразие изучаемых предметов. Преподаватели - знатоки своего дела - обладали большим опытом оперативной работы.

Подготовка Сиражутдина уже была закончена, а случая забросить его за кордон пока не представлялось. Одна за другой разрабатывались операции по внедрению, но все они отвергались, как таящие в себе ту или иную опасность будущего провала.