Ирина Белояр - Вулкан проснулся, бэйби

— А я думал, вы — как попки, ни шагу от буквы.

— У кого-то так и есть. От индивидуума все зависит. Один сам подпишет поздравительный адрес, другой купит открытку с шаблонными стишками. Опять же, если человек привык тупо повторять расхожие истины, то совершенно неважно, есть у него цель или нет.

Надо же. Вот о чем я не задумывался: результат посещения кабинки может зависеть от исходного материала. Даже когда удаляют «лишнее», у кого-то остаток больше, у кого-то меньше… Не то, чтобы я почувствовал симпатию к Сереже, но он меня заинтриговал. Пожалуй, и впрямь чего-нибудь наоткрывает. Если даже кабинка не все извилины выпрямила.

— А тебя не смущает… хмм… наполеоновский масштаб твоей цели?

Он улыбнулся еще шире:

— В старину говорили: плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. По факту я сделаю столько, сколько сделаю. Но зачем исходно закладывать какое-то программное ограничение? Излишняя скромность — причина хронических неудач.

Тоже верно…

Я уже знал, из-за чего Сергей оказался в кабинке счастья. Об этом чуть ли не все сотрудники знали. Год назад у него на глазах погибла любимая женщина. На трассе приключилась авария. То, что вытащили из машины, опознать было весьма проблематично.

У Сережи поехала крыша: замкнулся в себе, не отзывался на собственное имя, слабо реагировал на раздражители. Промучившись несколько месяцев, традиционная психиатрия охарактеризовала случай как безнадежный. Получить согласие на переформатирование мозгов было проще простого: Сергей попросту не слушал, что ему говорили, и подмахнул бумажку, не глядя.

Не поспоришь: лучше так, чем никак.

Вечером мой депресняк хлынул через край. В темноте за окном шевелились ветви клена, а казалось — добрый дух терновник стучится в стекло: «Где твои тридцать серебреников, Иуда?..»

Эта бесконечная рефлексия меня самого вгонит в психушку . Или в гроб. Или еще куда. Как было сказано в одной древней книжке, «критическое скопление дерьма чревато взрывом»[1]…

На следующий вечер Инга удивила меня снова.

Передавали интервью с известной актрисой. Видимо, очень неплохой актрисой. По крайней мере, шарма у нее было, хоть отбавляй… Я засмотрелся на экран, а когда обернулся — уперся взглядом в отчаянные глаза любимой женщины.

— Она красивая? Красивая, да?

Я пожал плечами:

— Ничего, вполне. Но ты лучше.

Назавтра волосы моей любимой оказались золотисто-каштанового цвета. Как у той самой актрисы.

Что-то у меня внутри истошно завопило: полундра!.. Я запоздало ринулся спасать ситуацию. Три ночи к ряду мы будили вулкан — какого черта, все напоказ да напоказ, а мы сами что, не люди? Трижды по утрам ходили восстанавливать сожженные датчики… Но зато моя девочка ожила. На четвертый вечер заявила:

— Хочу ребенка.

Потом несколько дней ходила тревожная и суетная. То и дело спрашивала:

— Получилось, правда? Мы столько времени не дышали терновником, все уже прошло, я могу забеременеть?

— Правда, — кивал я. — Может быть. То есть, получилось почти наверняка.

В конце концов, я заразился ее возбуждением. Долго ходил вокруг да около, наконец, высказал наболевшее:

— Ребенок наш, верно? Значит, нам разрешат забрать его на Гею?

Реакция превзошла мои самые мрачные ожидания. Инга отшатнулась, как от удара:

— Ты хочешь вернуться к этому бессмысленному существованию?!

Я поперхнулся собственным стоном…

Довольно обманывать себя. Моей девочки больше нет.

Теперь я молился, чтобы не было никакой беременности. Не знаю, кто — Бог или дьявол — услышал мои молитвы. Инга вернулась от гинеколога расстроенная:

— Пусто.

Помолчала и добавила с надеждой в голосе:

— Они говорят, что при возможностях современной медицины вылечить мое бесплодие как не фиг на фиг…

В «вулкан» мы больше не играли. А потом и вообще перестали заниматься сексом. Виной тому не только мой саботаж. Просто нас все меньше тянуло друг к другу. В конце концов, влечение исчезло совсем. Остались последние конвульсии любви.

Однажды утром я заглянул в комнату своей подруги. На работу пора, а она спит.

Спит, а на губах… улыбка!

Если бы над крышей пролетел мамонт. Если бы полотеры и тостеры построились в шеренги и отправились митинговать к белому дому. Если бы дождь пошел снизу вверх… это показалось бы заурядным и обыденным.

Улыбка.

Я собрал все, на что способен. Сконцентрировался, как голодный кот на куске мяса. Раньше мы умели читать мысли, получится и сейчас. Прочь неуверенность, прочь комплексы, прочь!..

…Ей снился терновый дым и наше хрупкое счастье.

Прошла минута или час. Я стоял, как над гробом, и ненавидел себя. Нельзя было Инге лететь на Землю. Пусть это нечестно, неблагородно, неправильно, но Инга должна была остаться на Гее. Там, на невысоком плато, где под охраной доброго духа приютился заповедник нежных существ, неприспособленных жить среди людей.

Здесь для моей любимой все было кончено раньше, чем началось.

Бейби, ты сопротивлялась, сколько могла. Но если бы мы понимали, чему себя противопоставили. Мы, плоть от плоти этого мира, он же нас, как облупленных…

…Трус. Вечером я пошел совсем не домой.

Самый молодой доктор института сидела за столом, опустив голову на руки. Перед ней валялся глянцевый каталог «Отдохни достойно». Я кашлянул. Нина не отреагировала. Спит, что ли? Упахалась, бедняжка.

Подошел, тронул за плечо:

— Док! Ночевать лучше дома.

Подняла голову. Плачет. Беззвучно: рот закрыт, глаза закрыты, только слезы текут.

— Чего случилось, дружище?

Вздохнула, вытащила из кармана носовой платочек.

— Он… — хлюп носом, — гонит меня в отпуск.

— Ничего не понимаю. Вы поссорились?

— Да ни черта не поссорились! — выкрикнула Нина. — Просто гонит в отпуск. Три года не ходила, у нас будут проблемы с комитетом охраны труда.

Фигею. Впервые вижу человека, который ревет оттого, что его отправляют отдохнуть.

— Ну, и сходи. Хоть отоспишься. А то иной раз совсем зеленая ходишь.

Наверно, не стоило этого говорить. Про то, что зеленая. Женщины на такие замечания болезненно реагируют… здешние женщины.

— Да хоть серо-буро-малиновая! — рявкнула доктор. — Куда мне деваться эти тридцать дней? На, посмотри! — она швырнула мне каталог. Тяжелый фолиант больно врезал по пальцам — я не успел убрать руку со столешницы. — Куда? Валяться на пляже среди двуногих тюленей? Или податься санаторий, придерживаться режима, кушать только полезное и сдавать мочу по графику? Или просидеть целый месяц дома и возненавидеть собственные стены?