Всё, что необходимо для смерти - Анастасия Орлова
Я горько вздыхаю.
— Какие могут быть качества, если все эти разговоры, вся эта статья — чьи-то выдумки, Джеймс? Разве только причёска на фотопортрете настоящая, да.
Мы просидели в «Сломанной птице» до позднего вечера. С виски я и правда переборщила, и Джеймс повёз меня домой. Мы долго не могли справиться с заклинившим замком и повернуть ключ, а когда наконец ввалились в узкую прихожую, на нас обрушилась колченогая вешалка, попутно сбив подставку с зонтами. Джеймс инстинктивно загородил меня собой, выхватывая револьвер, я расхохоталась, зажатая между стенкой и его спиной.
— Чёрт, Скади, что у тебя тут за бардак! Я думал, в дом забрались воры! — он изо всех сил старался сохранить остатки серьёзности. — И где переключатель?!
Переключатель был как раз за мной, Аддерли потянулся к нему, его дыхание обожгло мои губы. После щелчка лампочка над нашими головами вспыхнула и погасла.
— Да чтоб тебя! — ругнулся Джеймс. — Грин, есть в этом доме хоть что-то, что не требует починки?
Мы стояли вплотную друг к другу, и в темноте прихожей я видела лишь мягкое, постепенно разгорающееся мерцание его глаз. В последний момент я отвернулась, и его губы замерли, коснувшись моей щеки. Даже в этой темноте я почувствовала его неловкость и досаду.
— Джеймс…
— Скади?
Я вновь обидела его, хоть он и не подал виду.
— Я пьяна, Джеймс. Ты тоже.
Он молча кивнул и дружески сжал мои пальцы, отстраняясь.
— Доброй ночи, Скади.
Я закрыла за ним дверь и опустилась на лестницу, прижалась лбом к балясине. Прости меня, Джеймс! Я, правда, очень хотела бы ответить на твои чувства. Но не могу. Пока нет.
***
— Видите ли, майор, ваше самочувствие напрямую зависит от длительности нашей с вами беседы, — ладони агента госбезопасности, сухого, словно прошлогодняя ржаная галета, уперлись в стол, — а продолжительность беседы, в свою очередь, от вашей разговорчивости.
По ту сторону стола, покачиваясь на неустойчивом табурете, словно камыш на ветру, сидел Кирк Медина. Его смуглое лицо приобрело зеленоватый оттенок в тех местах, где ещё не было иссиня-чёрным. С начала допроса шли вторые сутки. За это время Медине не позволяли спать, не давали есть и пить. Запирали в глухой душной камере, больше похожей на вертикальный гроб — в ней невозможно было даже сесть — и раз в несколько часов приводили в подвал на «разговор». В подвале было так душно и жарко, что на серых стенах поблёскивал конденсат. Прозрачные, прохладные капельки благословенной воды мерцали в тусклом свете жёлтой лампы, и они, несомненно, стоили того, чтобы облизать грязные, шершавые стены. Но Медина сидел посреди подвала, далеко от них, не дотянуться. Перед ним был лишь металлический стол, прикрученный к полу. Совершенно сухой.
— Я вам всё уже рассказал, — просипел майор.
Пересохшее горло саднило, на разбитых губах коркой запеклась кровь.
— Мне нечего добавить.
— Вы уверены, майор? — агент уже надел кожаную перчатку и теперь демонстративно взвешивал на ладони небольшой свинцовый цилиндрик — не человек, а чёрный скорпион, чей хвост с жалом всегда в боевой готовности.
— Уверен, — Медина поднял голову и попытался посмотреть на своего мучителя как можно твёрже.
Из-за резкого движения пустой желудок скрутило спазмом, а перед глазами поплыли бордовые пятна.
— То есть вы ничего не знаете? Ни об исчезновении второго дредноута, ни о причинах гибели экипажа первого, ни о том, кто отдал приказ лезть в зону над Свуер. Ни даже об обстоятельствах, побудивших подполковника Винтерсблада взять на борт вражеского разведчика в тот момент, когда он утратил доверие команды. Мало того, часть событий вы просто не помните?
Медина слабо кивнул.
— Тогда скажите мне, майор, какого хрена вы посадили вражеский разведывательный дирижабль на нейтральной полосе, упустив столь ценного для нас офицера?
— Дирижабль едва тянул.
Медина старался смотреть в глаза допросному. Это было несложно: тёмный, колючий взгляд агента прицепился к майору, словно репей, не позволяя опустить ресницы.
— Приборы не работали. Я летел вслепую. Когда понял, что нахожусь в воздушном пространстве Траолии, было уже поздно. Пришлось срочно садиться, иначе мы бы разбились.
Повисла пауза. Агент, словно о чём-то размышляя, сделал круг по подвалу, всё так же поигрывая свинцовой гирькой.
— Почти тысяча человек, майор, — рука с зажатым в ней тяжёлым бруском врезалась под дых офицеру, согнув его пополам, — вы потеряли почти тысячу человек и два дредноута! — ещё один удар в живот заставил Медину захлебнуться кашлем. — И продолжаете защищать Винтерсблада? — вновь удар, от которого живот майора прилип к хребту. — Хотите разделить с ним последствия? — кулак в перчатке врезался молодому мужчине в челюсть, сбив его с табуретки.
— Я никого не защищаю, — ответил Кирк, скрючившись на полу, — я рассказал вам всё, что знаю.
— И не убедили нас своими сказками про какой-то вулкан и всеобщее помешательство! Если спастись было невозможно, каким образом вы трое выжили?! — допросный присел на корточки над Кирком, широко разведя острые колени, и положил на них локти. — Знаете, что мы думаем?
Офицер лежал на полу, обняв руками живот, будто пытался защитить его от новых ударов, и тяжело, с хрипом, дышал.
— Мы думаем, что у Винтерсблада какие-то шашни с Бресией, в которые оказались втянуты и вы. Вы приняли его сторону в тот момент, когда остальная команда подняла бунт. И была убита. И в ваших интересах рассказать нам, какую информацию он передал разведке Бресии.
— Я не предатель, — едва слышно отозвался Медина, — и Винтерсблад тоже. Всё было так, как я рассказал. Спросите у него сами.
— О, мы уже спросили! — ледяная улыбка скользнула по тонкому лицу агента. — Он помнит гораздо больше вашего. Но врёт столь же складно. Давайте-ка попробуем иначе. Доктор!
Дверь отворилась, и в подвал вошёл пожилой мужчина в очках и докторском халате. Положив на стол маленький чемоданчик, он извлёк из него ампулу с голубоватой жидкостью и шприц.
— Что там Винтерсблад, доктор?
— Препарат на него так и не подействовал, господин полковник. Дозу больше вводить нельзя — может не выдержать сердце.
— Так ничего и не сказал?
