Дэвид Вебер - Сошествие ночи

Дэвид Вебер — Сошествие ночи

— Прибыл гражданин генерал Фонтейн, — доложил личный секретарь Оскара Сен-Жюста Шон Каминетти и впустил в кабинет бесцветного, морщинистого коротышку, в котором никто не заподозрил бы безжалостного и умелого агента Госбезопасности. Никто, конечно, кроме самого Сен-Жюста.

— Спасибо, Шон.

Кивком отпустив секретаря, Оскар сосредоточил внимание на госте. В отличие от большинства граждан Республики Фонтейн, оказавшись в святая святых БГБ[1], не выказывал ни малейших признаков не то что страха, а даже простого беспокойства. Устроившись поудобнее, он склонил голову набок и, прищурившись на шефа, спросил:

— Ты хотел меня видеть?

— Не скажу, что мне так уж хотелось, — хмыкнул шеф БГБ. — Я, конечно, не имел в виду, что не рад нашим встречам. У нас с тобой не так уж много возможностей приятно проводить время.

Глава Госбезопасности позволял себе шутки в присутствии весьма узкого круга лиц, и Фонтейн слегка улыбнулся, оценив этот знак доверия, но едва шеф перешел к делу, улыбка исчезла.

— Я пригласил тебя, чтобы поговорить о МакКвин.

— Я догадался, — признался Фонтейн. — Это было не так уж трудно, особенно с учетом её упорного нежелания приступать к операции “Багратион”.

— Это потому, что человек ты умный и хорошо представляешь себе, что тревожит твоего начальника.

— Именно так, — сказал генерал, слегка подавшись вперед. — И поэтому, зная о твоем предубеждении против нее, я стараюсь не позволять тебе заставить меня увидеть в её действиях то, чего там на самом деле нет.

— Ну и? — спросил Сен-Жюст, когда генерал закончил эту заковыристую тираду. — Что ты там увидел?

— Сам не знаю, — ответил Фонтейн, поджимая губы с несвойственной ему нерешительностью.

Сен-Жюст мотнул головой, требуя пояснений, и гражданин генерал вздохнул.

— Я присутствовал в Октагоне почти на всех её стратегических совещаниях и прослушал записи тех, на которых не смог побывать. Бог свидетель, мне ли не знать, что она гениальная актриса, способная притвориться кем угодно. Я никогда не забуду, как она обвела меня вокруг пальца в той истории с Уравнителями! Но знаешь, меня не оставляет чувство, что её беспокойство насчет тайного оружия манти вовсе не притворно.

Он покачал головой.

— Она на самом деле встревожена перспективой столь агрессивного перехода в наступление, Оскар, причем в большей степени, чем показывает на совещаниях Комитета, где, как она знает, должна излучать уверенность. И, — хмуро добавил он, — её беспокойство усиливается из-за того, что ты вынуждаешь её сделать то, чего ей очень не хочется.

Сен-Жюст хмыкнул и потер подбородок. За исключением, может быть, Элоизы Причарт, Эразмус Фонтейн был самым проницательным из комиссаров Госбезопасности. Безобидный, даже забавный с виду, он обладал острым и ясным умом, не уступал Оскару н холодной жестокости и, более того, был сторожевым псом Эстер МакКвин на протяжении многих лет. Однажды ей удалось его провести, но Эразм знал её лучше, чем кто-либо другой, и он был не тем человеком, который позволил бы одурачить себя вторично. Исходя из этого, Сен-Жюсту стоило бы прислушаться к его словам, но...

— То, что она озабочена искренне, еще не значит, будто она права, — раздраженно произнес он вслух.

Фонтейн постарался скрыть удивление.

Обычно Сен-Жюст никак не проявлял своих чувств, и генералу вдруг стало не по себе. Именно способность размышлять о проблеме с отстраненной беспристрастностью обеспечивала эффективность работы Сен-Жюста. А вот в случае с МакКвин он, похоже, позволил себе поддаться личной неприязни. Это, конечно, сулило гражданке адмиралу крупные неприятности, но Фонтейн, что бы там ни вообразил себе Сен-Жюст, был вовсе не готов отмахнуться от её опасений. Он не раз и не два повидал её в бою, знал жесткий склад её ума и признавал за ней несомненное мужество, особенно ярко проявившееся во время мятежа Уравнителей. Эразм не доверял ей и, уж конечно, не любил её, но относился к ней лично и к её суждениям по военным вопросам с несомненным уважением. И если она чего-то опасается, значит, на то имеются основания, и вполне возможно, что при всей благостности нынешней ситуации очень скоро Народная Республика будет остро нуждаться в способном флотоводце.

— Оскар, — осторожно начал Фонтейн, — я вовсе не говорил, что она права. Мне лишь показалось, что её озабоченность непритворна. Ты хотел узнать, есть ли у меня подозрения, и я отвечаю: на мой взгляд, она противится началу операции “Багратион” потому, что искренне опасается подвоха со стороны врага.

— Хорошо. — Сен-Жюст со свистом выпустил воздух, потом встряхнулся и уже более естественным тоном повторил: — Хорошо. Взято на заметку. Продолжай.

— Помимо её искренней озабоченности по поводу полученных приказов, она практически не дает мне материала для работы, — признался Фонтейн. — О своем праве на власть в сугубо военной сфере она заявила при вступлении в должность и за работу, этого нельзя не признать, взялась засучив рукава. В Октагоне что ни день, то куча рабочих встреч и совещаний с разведчиками, планировщиками, аналитиками, снабженцами, связистами и черт знает кем. Их столько, что даже мне не удается побывать на всех. По части энергии и профессионализма её упрекнуть не в чем, а о том, что она действительно взяла в свои руки решение всех военных вопросов, ты знаешь лучше меня.

“Поскольку, — подумал Фонтейн про себя, но не стал говорить этого вслух, — сам же это допустил”.

— Мне такое положение дел не нравится и никогда не нравилось, но даже я вынужден признать, что на войне требуется единоначалие. Во всяком случае, получив власть, она ответила на это победами. Не думаю, чтобы ей удалось тайком от меня устроить какой-то сговор, хотя исключить этого полностью я не могу. Как я уже говорил, такой бешеный темп работы, как у нее, нормальному человеку не выдержать, и, возможно, ей удавалось проводить встречи, информации о которых у меня нет. В конце концов, я так и не выяснил, как ей удалось перед той историей с Уравнителями наладить все нужные контакты втайне от меня. Кое-какие подозрения у меня были и тогда, но я, даже зная где и что искать, так ничего и не откопал. Поэтому утверждать однозначно, что ей не удалось провернуть подобный фокус и в Октагоне, я не берусь.

Он коротко вздохнул.

— И еще, Оскар, давай смотреть правде в глаза: она чертовски харизматична! Я слежу за ней уже не первый год и теперь начал понимать то, чего не замечал раньше: она очаровывает людей, словно пуская в ход черную магию. Возможно, эти чары действуют только на военных, но уж на военных они действуют безотказно. Мало того что Букато в считанные недели сделался её преданным сторонником, так ей удалось приручить даже Турвиля и Жискара настолько, что эта парочка готова с голыми руками выйти хоть на псевдогризли. Хотя из донесений Элоизы мы оба знаем, что Жискар с большим подозрением относился к её широко известным амбициям. Уж если кто-то из флагманов флота и способен подбить своих подчиненных на участие в заговоре, так это она. Никаких подозрительных признаков мною замечено не было, в противном случае я примчался бы к тебе с докладом, не дожидаясь вызова, но, имея дело с такой женщиной, как она, мы должны допускать возможность чего угодно.