Ли Кэрролл - Взлет черного лебедя
— Наш прекрасный Писсарро! — простонал Роман, молитвенно сложив ладони. — Понятно, за чем они охотились. — Он понизил голос и зашептал: — Готов поклясться, их подкупил какой-нибудь агент «Сотбис». Ведь эти гановим узнали о том, что полотна вернулись с аукциона?
Я улыбнулась, услышав слово, которое на идише означало «воры». Роман еще как-то назвал их на идише сразу после ранения, но вспомнить этого не могла.
— Вполне вероятно. Тебе не стоило пытаться помешать им. Тебя могли убить. Но кто из троих в тебя стрелял?
Отец сдвинул брови, его руки, лежавшие на смятой больничной простыне, нервно зашевелились.
— Они выглядели одинаково. В черном… как нацисты.
Он начал сплетать и расплетать пальцы. Похоже, он хотел воскресить в памяти давнее событие. Я положила ладони поверх его рук. Преступники могли напомнить ему немецких солдат, угнавших в лагерь всю его родню и вынудивших Романа покинуть родину, Польшу.
— Не волнуйся. Не так уж важно, кто из них стрелял…
— А их глаза! Ты видела? Пустота и мрак. Я будто заглянул в бездну… бездну ада!
Действительно, странно. Черные зрачки, целиком закрывающие белки. Я поежилась.
— Я понимаю, папа. Это, и правда, страшно. Но я уверена: полиция их обязательно поймает.
Роман вздрогнул и обвел палату диким взглядом, словно боялся, что взломщики прячутся где-то среди теней.
— Нет, их не найдут. Там будут только оболочки…
— Что ты имеешь в виду?
Он начал качать головой вверх и вниз. Его беспокойные пальцы сжали мою кисть с такой силой, что я едва не вскрикнула. Я высвободилась и нажала кнопку вызова медсестры. Думаю, папа плохо реагировал на лекарства, которые ему назначили. Он говорил полную бессмыслицу.
— Диббуки нападают на слабых людей и овладевают ими.
— Диббуки? — Вот что он произнес, когда на пару мгновений очнулся дома после ранения! — Что это значит, папа?
— Демоны, — прошептал он. — Я чувствовал, как они пытались забраться внутрь меня, пытались мною управлять…
— Встреча с грабителями стала для тебя шоком. Конечно, ты испугался. А потом в тебя выстрелили, ты упал и ударился головой. Постарайся больше о них не думать.
Я обернулась и увидела, что в палату вошел не вчерашний симпатяга медбрат, а женщина средних лет с блеклыми седыми волосами и суровым лицом. Она несла лоток со шприцем.
— Похоже, кто-то возбудился, — проворчала она, кинув на меня неодобрительный взгляд. — Недопустимое поведение.
И она ввела содержимое шприца в канюлю капельницы.
Взгляд Романа еще немного пометался из стороны в сторону, но затем уставился на меня в упор.
— Я постарался, чтобы они не проникли в меня, — произнес он, лукаво улыбаясь. Его веки начали смыкаться. — Я схитрил…
Он потерял сознание, не успев закончить фразу.
— Так-то лучше, — буркнула медсестра. — Хватит болтать чепуху. Он и раньше нес подобную чушь.
— Обычно мой отец ведет себя очень разумно, он — умный человек. — Я понимала, что медсестра устала, но мне не понравилось, что она ввела Роману снотворное просто ради того, чтобы он замолчал. — А вдруг у него сотрясение мозга? Или препараты, которые вы ему вводите, вызывают галлюцинации?
Женщина цокнула языком и поправила простыню на узкой впалой груди Романа.
— Вашему отцу восемьдесят четыре года. Даже самый умный старик может слегка повредиться рассудком после пулевого ранения. Главное для него — покой, а волновать его не надо.
— Я все учту, — сказала я. — Но мне бы хотелось поговорить с его лечащим врачом о назначенных лекарствах.
— Доктор Монро в своем кабинете, беседует с офицером полиции. Кажется, они старые товарищи — с тех времен, когда наш мистер Монро работал в реанимации. Почему бы вам не заглянуть к нему прямо сейчас?
С нарастающим чувством страха я побрела в указанном направлении. Маршрут был крайне запутанным. Полагаю, его специально придумали для того, чтобы родственники держались подальше от лечащих врачей своих родных и близких. Если детектив Кирнан и доктор — «старые товарищи», ничто не помешает Монро выложить детективу все подноготную. Например, бред Романа или прочие «возмутительные слова» пациента. Кто знает, что мой отец наговорил в таком состоянии. Я не могла поверить в то, что папа все подстроил. Но запросто представила себе, как он обмолвился о своей удаче. Ведь наши картины застрахованы. Мне оставалось только надеяться, что Роман не сболтнул об истинном облике «грабителей-демонов».
Подойдя к кабинету доктора Монро, я немного постояла у двери и прислушалась. Может, я выведаю что-нибудь ценное? Однако врач и сыщик разговаривали не о Романе. Они обсуждали результаты воскресной игры «Jets».[13]
— Знак будущего, не иначе, — воскликнул Кирнан. — Как только Фавр привыкнет к новой системе, каждое воскресенье будет не игра, а бомбардировка!
— Не знаю, — хмыкнул его собеседник. — Фавр отлично работал на перехвате.
— Надеюсь, я не помешала важной медицинской дискуссии, — произнесла я, заглянув в кабинет.
Врач (на вид мой ровесник) улыбнулся. Детектив предложил мне войти.
— Вы, вероятно, не болельщица, — заметил Кирнан.
— Я очень волнуюсь за отца, — начала я, игнорируя сыщика. — У него бессвязная речь. Травма головы у него тяжелая?
— Мне, пожалуй, пора, — пробормотал детектив Кирнан и решительно встал.
— Можете остаться, — сказала я.
В тот момент я подумала, что было бы неплохо понаблюдать, не скрывает ли Кирнан чего-то от меня.
— Рентгенограмма головного мозга у него хорошая, — сообщил доктор Монро и продемонстрировал мне один из снимков, прикрепленных к рентгеноскопу. — Бред, скорее всего, является следствием того, что ему вводят морфий. Это весьма распространенный побочный эффект, в особенности, у престарелых пациентов. Вы не замечали никаких нарушений мышления у своего отца до ранения?
— Никаких, — заявила я убежденно. — Он решает кроссворд в воскресном выпуске «Times» за двадцать минут и помнит имя любого посетителя и художника, побывавшего в галерее за последние сорок лет.
— И как насчет депрессии или мыслей о самоубийстве? — поинтересовался Кирнан.
У меня по спине побежали мурашки. На что намекает детектив?
— Ничего подобного. Конечно, когда десять лет назад погибла моя мать, он горевал, но он выкарабкался. Вся его семья погибла у него на глазах во время Холокоста.
— Многие пережившие Холокост страдают депрессией, — возразил доктор Монро.
— А мой отец — нет. Он всегда верил, что его долг — продолжать жить за погибших. Но к чему эти вопросы? Какое отношение имеет состояние его психики к выстрелу преступника?
Целую минуту и врач, и полицейский молчали. Я заметила, что они переглянулись, а потом Кирнан кивнул и указал на другой снимок.
— Взгляните, — обратился он ко мне, — рентгенограмма плеча вашего отца. Пуля вошла в его грудную клетку — чуть выше сердца. А вот здесь, — он аккуратно прикоснулся к краю соседнего снимка, — видно, где она вышла — ниже трапециевидной мышцы спины. Судя по углу траектории пули и следам пороха на его груди и ладони.
— Что?
— Пуля была из армейского револьвера, найденного нами на полу, — вмешался детектив Кирнан. — Того самого, который принадлежит мистеру Джеймсу. Напрашивается единственный верный вывод: только ваш отец виновен в своем ранении. Он стрелял в себя сам.
Через двадцать минут я оказалась в больничном дворе. Я пересекла Седьмую авеню и почти побежала на запад, к Гринвич-Вилидж. Я была слишком удивлена и расстроена для того, чтобы сразу вернуться в галерею. Я не могла встретиться ни с Майей, ни с кем-то из заботливых клиентов, ни с соседями. Наверняка многие решили навестить нас, узнав об ограблении. Как только распространится слух о том, что Роман Джеймс разыграл очередную аферу, они тут же пожалеют о своих свежих соболезнованиях. А зачем же он стрелял в себя? Разумеется, для того, чтобы все выглядело, будто он стал жертвой ограбления. Но всякий раз, когда я пыталась вообразить, что отец наводит на себя дуло и нажимает на курок, я совершенно терялась.
«Тело — храм души, — говорил Роман, когда я, студентка колледжа, призналась ему в том, что мечтаю о татуировке. — Ты ведь не стала бы рисовать граффити баллончиком с краской на стене синагоги? Не стоит делать это с домом, где живет твоя душа».
Как он мог навести револьвер на собственную плоть? Нет, должно быть другое объяснение.
Я перешла Восьмую авеню и двинулась дальше на запад по Горацио-стрит. В конце улицы я увидела блеск воды Гудзона. Почему бы не пересечь Вест-сайд-хайвей и не пройти вдоль набережной Гудзон-Ривер-Гринуэй… Тогда я устану настолько, что у меня не останется сил думать… Но я остановилась и взглянула на юг, в сторону Гудзон-стрит. Магазин находился где-то там, возле реки. Следовало бы проверить район и разыскать лавку. В таком случае я расскажу антиквару о краже шкатулки, а потом сообщу детективу точный адрес магазинчика. Похоже, Кирнан не поверил, что шкатулка и ее владелец существуют в реальности. Видимо, считает меня ненормальной.
