Юрий Леж - Черный дом
Усаженный женой за стол, Воронцов уперся локтями в столешницу, сцепил в замок пальцы, чтобы уменьшить пробивающую их дрожь и невольно залюбовался ладной фигуркой женщины, сразу же захлопотавшей у плиты.
— Тебе чего хочется, Алешка, ветчины или колбасы? — спросила Настя, поворачиваясь к холодильнику, пока на большой, чугунной, от прадедов, наверное, еще сохранившейся и верно служащей в хозяйстве сковородке разогревалось масло.
— М-м-м-не хочется, чтобы с-с-скорее наступил в-в-вечер, и ты бы с-с-с-села рядом со мной, взяла г-г-г-гитару и что-нибудь с-с-с-спела… или просто с-с-с-сыграла… зад-д-д-душевное… — откровенно ответил Алексей.
Когда-то Анастасия выступала с цыганскими и городскими романсами с эстрады, имела определенную популярность… они ведь так и познакомились — после концерта, который организовала для штурмовиков Нина Березина, позвав своих знакомых и знакомых знакомых певцов, поэтов, литераторов, актеров скрасить нелегкую службу тех, кто в мирные дни оставался на переднем крае, в окопах, очень часто рискуя жизнью ради блага других. Но потом Настя стала женой. И сама, без всяких посторонних подсказок, поняла, что выбрала свой путь в жизни правильно, отказавшись от шумных залов, аплодисментов и частых неприличных предложений прямо в гримерке. Но петь она по-прежнему любила и никогда не отказала бы мужу, даже если бы он просил об этом ежевечерне… и хотя её вокал под аккомпанемент гитары действовал на Алексея очень благотворно, помогая расслабиться и успокоиться, лечащий врач в личной беседе с Анастасией не рекомендовал делать этого излишне часто. "У любого лекарства есть передозировка, сметающая в мусорную корзинку все положительные стороны самого лекарства… — заметил доктор глубокомысленно. — Вот только вашу личную дозу вы уж определите самостоятельно. Это слишком… интимно, что ли…"
Поэтому Настя не стала отвечать мужу утвердительно, хоть он и приметил вспыхнувший где-то в глубине её глаз огонек радости, ведь любому артисту, чтобы они не говорили вслух о себе и своем отношении к публике, в душе приятно, если кто-то попросит его показать свой талант.
— А тебе снова мешают сны? — уклончиво спросила Анастасия, проворно расставляя на столе тарелки и раскладывая приборы.
— Нет, сны не мешают… — задумчиво отозвался Алексей. — Кажется, я к ним давно привык, вот только с утра…
И в самом деле, сознательно, после пробуждения, Воронцов уже не испытывал сильных эмоций от увиденного, как это бывало раньше, в первые недели после контузии, когда частенько повторялось одно и то же сновидение…
А снилось ему почерневшее, сожженное огнеметными залпами поле, перерытое окопами и траншеями с остекленевшими от дикого жара брустверами, оплывшими стенками, еле различимым дном, засыпанным черной пылью, бывшей когда-то людьми. От малейшего дуновения ветерка, от самого легкого движения над полем подымался черно-серый пепел и долго-долго кружил над землей невесомой завесой.
Второй взвод, а с ними и унтер-офицер Воронцов передвигались по полю короткими перебежками, то и дело приземляясь на брюхо, вздымая тучи пыли и стараясь сквозь нее оглядеться, на сколько позволяли это сделать окуляры противогазов. Идти через сожженное огнеметами поле без средств защиты не захотел никто из штурмовиков.
Припав на колено и локоть после двух десятков быстрых шагов, Ворон отчаянно закрутил головой, пытаясь хоть что-то разглядеть в густом пылевом тумане, и в этот момент что-то будто кольнуло его тонким острым лучиком в глаз… Из кучки спекшегося нечто, бывшего когда-то человеческим телом, торчали помутневшие от огня металлические суставы кисти руки… и продолжение их терялось в пелене пепла… Чужая мертвая кисть вдруг зашевелилась, явственно опираясь о землю, как делал бы это человек, пытаясь подняться…
Мгновение растянулось в вечность, и Алексей, холодея от иррационального ужаса, наблюдал, как из кучки пепла восстает металлический монстр, некое подобие железного скелета, лишенного огнем кожи и плоти, как приоткрываются запекшиеся от нестерпимого жара горящего напалма заслонки над глазницами гладкого, будто отполированного пеплом черепа… Приподнявшись на одно колено и при этом продолжая опираться рукой о землю, металлический монстр огляделся, рывками, неуклюже поворачивая шею — набор стальных, чуть приплюснутых шариков, уменьшающихся в диаметре от плеч к затылку. Казалось бы, это продолжалось минуты, но и в тот самый момент на поле, и в каждом своем повторяющемся сне Воронцов четко понимал, что на любое свое движение монстр тратит не более сотых долей мгновения…
… "Какая-то все же чертовщинка была и там, в поле, и теперь происходит с этими снами", — подумал Алексей, погрузившись с головой в воспоминания о том, чего то ли не было вовсе, то ли было только для него одного… И внезапно услышал мягкий, мелодичный голосок Насти откуда-то издалека."…да-да… спасибо… по-разному… нет, что вы… неужели?.." Супруга разговаривала по телефону, но ни когда она отошла из кухни, ни что при этом говорила ему, если, конечно, говорила, Алексей не заметил и не услышал. Такое вот погружение в себя, полное отключение от окружающей действительности после нескольких, казалось бы, мало что значащих слов лучше любого доктора говорило о психологическом состоянии штурмовика.
"Эх, сейчас бы водки накатить грамм двести, — тихонечко, с душевной тоской проговорил Алексей. — Мозги бы прочистить… ведь знаю, что поможет… вот только…" Водка, да и любые спиртные напитки были ему категорически запрещены, впрочем, на взгляд самого Воронцова, в этом вопросе врачи перестраховывались, автоматически ожидая худшего от обыкновенного привычного опьянения. Как же оно случилось бы на самом деле, никто не представлял, потому что рекомендацию докторов Алексей выдерживал строго.
— Алешка… — возле стола как-то вновь незаметно объявилась Анастасия, немного расстроенная, по глазам заметно, с телефонным аппаратом и снятой с него трубкой в руках. — Тут кто-то из твоих друзей… конечно, до завтрака я бы не стала… но очень уж он настырный и требовательный. Хотя — вежливый…
Она протянула мужу трубку, продолжая держать сам аппарат в руках, будто бы намекая, что разговор не должен затягиваться. Тех, кого она сама называла друзьями мужа, Настя не считала таковыми. Ей казалось, что вся бытовая взаимовыручка штурмовиков попахивает каким-то детством, играми в "казаков-разбойников". Сама же она, выйдя замуж и расставшись со сценой, прежних связей не оборвала и продолжала иной раз посещать свои старые компании, сборища людей творческих и их окружающих, так разительно не похожих на иной раз нарочито грубоватых, громкоголосых и несдержанных на язык друзей Алексея. Впрочем, по-кошачьи мягких и загадочных, неожиданно появляющихся и так же внезапно исчезающих в никуда молчунов среди знакомых её мужа тоже хватало.
Прихватив покрепче трубку, стараясь обнять её больше ладонью, чем пальцами, Воронцов прижал динамик к уху и коротко, без заикания, буркнул:
— Алё!
— Здравствуй, Ворон…
Голос в трубке был настолько памятным для Алексея, что говоривший мог бы и не представляться, но, видимо, правила хорошего тона для него были святы:
— Это Князь. Надеюсь, что не отвлекаю тебя ни от чего особенно неотложного?
— Ты же знаешь, я всегда рад тебя слышать, — отозвал Алексей. — Только редко звонить стал в последнее время, забываешь…
— Редко — это правда, — вздохнул Князь. — А вот про "забываю" ты не прав… ладно, звоню все-таки не для того, чтобы просто попикироваться и узнать о самочувствии. Тебе сейчас такими вопросами, небось, всю плешь проели до самого мозга… Так вот, по делу. Сегодня вечером мы встречаемся в ресторане "Аэлита". Явка обязательна.
— Кто это мы? — успел спросить Ворон и едва не прикусил язык, кляня себя за несдержанность.
— Сам понимаешь — кто, — невозмутимо отозвался Голицын. — Все четверо.
— Но… — вот эти слова дались Алексею особенно мучительно. — Ты ведь знаешь, что один я не смогу…
— Все знаю, не обижай нашу жандармерию, — с легким юморком ответил давно уже бывший подполковник, и у Алексея отлегло с души. — И не собираюсь присылать за тобой поводырей из своей службы. Так что, обрадуй Настю — у вас сегодня семейный выход…
— Понял, хорошо, — кивнул Воронцов, едва не выпустив при этом трубку из рук, благо, только что помянутая Анастасия была рядом и помогла мужу.
— Значит, двадцать ноль-ноль. "Аэлита".
Не прощаясь и этим явно напомнив о событиях десятилетней давности, Голицын оборвал разговор коротким: "Увидимся…"
Алексей немного помолчал, продолжая выслушивать короткие гудки, а потом все-таки протянул трубку жене и, вглядываясь в её встревоженные глаза, сказал:
— Мне кажется, что я ждал именно этого звонка с той самой минуты, как очнулся после контузии…
