Юрий Леж - Черный дом

— Сколько тебе еще осталось — трудно судить, тут вмешиваются слишком субъективные факторы, — как ни в чем не бывало, продолжила нелюдь. — Вот та же любовь настюхина… как же здорово она тебе помогает жить, но — оценить её, ввести в уравнение жизни и смерти, как серьезный фактор — невозможно…

Но я тебе ничего не предлагаю, учти. Просто сделать надо так, как я скажу, другого выхода нет… Риск, конечно, но… в твоих, разумных пределах, — Маха хмыкнула чуть иронично, совсем по-человечески. — Пятьдесят на пятьдесят — или получится, или нет, тем более, никто же не пробовал такое делать с людьми, у вас и физиологические тонкости, и психологические… про эмоциональный блок я просто промолчу. К тому же у тебя частично повреждены нейронные связи между головным и спинным мозгом, да и еще кое-что там же работает со значительными перебоями… Зато, если все получится, как надо, тебе еще лет двести все люди завидовать будут…"

— Ты предлагаешь… ты хочешь мозг Алексея пересадить в робота? — взволнованная неожиданной догадкой уточнила Нина, наверное, быстрее всех разобравшаяся в сути слегка заумных слов Махи.

— Что за писательская фантазия, — мило поморщилась нелюдь, изящно и с неким даже эротическим подтекстом, чего раньше за ней никем не замечалось, ставя носок своей туфельки на проножку соседнего стула. — Мозг, куда его не пересаживай, отдельно от тела работать не будет, ну, а если будет, то очень недолгое время… Природа такой вот заслон поставила, чтоб не баловались всякие умники.

— А если не мозг, то что же тогда? Ведь о простом, в человеческом понимании, лечении речь не идет? — серьезно уточнил Голицын.

— Какое уж тут лечение, — махнула рукой девушка, она вообще с самого начала вела разговор очень просто, без надрыва и трагизма, будто обсуждая не смертельный недуг и предстоящую кончину хорошо знакомого человека в его же присутствии, а некий отвлеченный эксперимент, к собеседникам и вовсе мало относящийся. — У Ворона всё на ладан дышит, не только мозг… такой взрыв рядышком пережить… это примерно, как в Марианской впадине из батискафа на секундочку выйти…

А речь идет об информационном слепке мозга… только так, по-другому бессмысленно. Слепок помещают на некий псевдоорганический носитель, а тот, в свою очередь, запихивают в искусственное тело, близкое по всем параметрам к человеческому…"

Маха протянула руку, вновь подхватила графин с абсентом и все так же легко отпила из горлышка, поражая непривычную к таким манерам Анастасию необычайной ловкостью и невесомой простотой своих движений.

— Так это же почти то же самое, что я и говорила, — воспользовавшись паузой, не смогла удержаться от реплики бывшая репортерша. — Киборг, андроид, искусственный человек, но все это будет — Алексей Воронцов, его сознание, его мышление… так ведь?

— Ну, если хочешь упростить всё до безобразия — так, — кивнула Маха, вернувшая на стол графин, опустевший уже до половины, и тут же обратилась к Голицыну: — Ты, генерал, даже не думай предлагать для эксперимента другие кандидатуры и расспрашивать о перспективах в случае удачи… ладно?

Жандарм, заметно разочарованный, слегка покачал головой. Перспективы и впрямь открывались было сумасшедшие, но… они тут же и закрылись, ведь генерал отлично понимал, что словами Махи пренебрегать нельзя ни в коем случае, а жизнь и здоровье Воронцова все-таки оказались для Князя более дорогим и близким, чем жизни и — сохраненные мозги каких-то иных людей.

— А чему же люди потом завидовать будут? — поинтересовалась Анастасия, которой обсуждение болячек мужа доставляло настоящее страдание, а открывшиеся вдруг перспективы заронили пока еще смутную надежду.

— Ну, есть чему… то есть, будет, конечно. Бессмертия не обещаю, неуязвимости — тоже, но… вообщем, убить тебя, Ворон, будет в сотни раз сложнее, чем лет пять назад, когда ты был и здоровым, и в самом расцвете… Но это просто — как пример, чтобы понятнее было… А вообще-то, слов маловато, чтобы описать все возможности, да и к чему сейчас делить шкуру неубитого медведя? — как-то так получалось, что говоря эти слова, вообще-то, непосредственно Алексею, Маха обращалась и к его супруге.

— И он… он будет таким же, как сейчас? нет, каким был год назад?.. во всем?.. — чуть путано, но очень понятно спросила Настя.

— Не факт, — серьезно ответила Маха. — Я же сказала: пятьдесят на пятьдесят. И — не выпытывай из меня то, чего я и сама не знаю, ладно?

— Когда… — тихо-тихо спросил Алексей, все время разговора просидевший с отсутствующим умиротворенным видом, будто речь шла вовсе не о его жизни.

В первые минуты мысли у него метались, как загнанные в ловушку зверьки, пытаясь осознать, во что же он сам превратится… как будет есть и пить… мыслить… понимать других… любить Настю, в конце-то концов… Но потом, не найдя моментального ответа, шторм в и без того неспокойной голове улегся, оставляя за собой мертвую зыбь невольного беспокойства, никак, впрочем, внешне не проявляемого…

— Сейчас, — в унисон ему также негромко ответила Маха. — Потому и сказала, что ничего не предлагаю и времени на обдумывание не даю… торопиться, конечно, некуда, но и опаздывать с этим делом не стоит. У тебя ежесекундно отмирают мозговые клетки и рушатся нейронные связи. Значит, надо прямо сейчас встать и пойти…

— Идем… — кивнул Алексей, пытаясь подняться из-за стола.

Но то ли выпитая после долгого перерыва водка, то ли сожженные во время этого разговора нервы не дали ему нормально встать. Воронцова качнуло, повело, и он только с помощью своевременно вскочившей со стула Анастасии смог устоять на ногах.

— Молодец, — строго похвалила, будто награду выдала, Маха. — Ты как раз и поможешь Ворону добраться к выходу… пусть все вокруг сейчас тихо-мирно, но я терпеть не могу, когда обе руки чем-то заняты, так все время нехорошее и мерещится…

— А потом? — уточнила Настя, поудобнее подстраиваясь к мужу, чтобы деликатно поддержать его во время короткого перехода до дверей ресторана.

— А потом ты освободишься… на время… дальше я справлюсь сама…

… - Как думаешь, это все правда? — задумчиво спросила Нина, провожая взглядом Алексея, в окружении жены и Махи осторожно, неуверенно, но целеустремленно шагающего к выходу. — Не в том смысле, что она сказала, а в том, что это возможно сделать?..

— Думаю, об этом мы узнаем очень скоро, — пообещал Голицын. — Ну, а теперь, раз уж ситуация сложилась для всех нас такая бесперспективная, предлагаю переместиться в какое-нибудь более уютное и приятное местечко… например, в "Охотника"… а по пути захватить с собой и Анастасию, чтобы она не чувствовала себя в этот момент одинокой.

— Тебе мало двух женщин, генерал? — ехидно отметила Сова, промолчавшая, казалось, весь вечер. — Ну, и запросы у наших скромных жандармов…

— Сама ведь говоришь, что я генерал, — улыбнулся Голицын. — У любого генерала должна быть свита, а два человека, каких бы достоинств они ни были, на свиту никак не тянут…

Устала скрипка, хоть кого состарят боль и страх.Устал скрипач, хлебнул вина — лишь горечь на губах.И ушел, не попрощавшись, позабыв немой футляр,Словно был старик сегодня пьян.А мелодия осталась ветерком в листве,Среди людского шума еле уловима.О несчастных и счастливых, о добре и зле,О лютой ненависти и святой любви…

Конец романа