Рассказы - Грэм Мастертон

Роджер неприятно засмеялся.

— Это сущая нелепица и вымысел, мистер Хьюблейн. И даже если бы это было правдой, кто среди нас мог хотеть избавиться от него? Большей чуши я ещё не слыхал.

— Я тоже так подумал, — отозвался я. — У вас довольно дружная английская семья, и хотя, как мне кажется, вы время от времени действуете друг другу на нервы, не думаю, что вы когда-либо поступите вероломно с одним из родственников. Кто бы это не сделал — он посторонний. В любом случае, таково моё мнение.

— Посторонний? — спросил Чарльз. — Какой ещё посторонний? Вы о чём?

— Одно время, мистер Пайк, я думал на вашу супругу. Я сожалею об этом, миссис Пайк. Однако я хотел восстановить справедливость, поэтому пришлось рассмотреть и такую возможность. Но, полагаю, я вроде как исключил её, потому что у того, кто совершил это, имелись и технические навыки, и мотив, а у миссис Пайк, судя по всему, нет ни того, ни другого.

— Ну, большое вам спасибо, — произнесла Норма с сарказмом.

— Пожалуйста, — сказал я. — Просто потерпите. Ведь это очень важно. Единственный, у кого здесь хватит познаний в технике, чтобы совершить нечто подобное, — это Билл. Он музыкант и знает всё о частотах и электронике. К тому же, как мне кажется, у него туго с деньгами, а иметь богатую подружку — сильный соблазн. Он убил Уолтера Пайка, понимая, что Сесили достанется доля семейного состояния и что это в его же интересах. Думаю, Сесили тоже знала об убийстве и снабжала Билла необходимыми сведениями. Вам также следует знать, что я намерен рассказать всё это полиции.

Повисло неловкое, тяжёлое молчание. Полагаю, в мечтах мне представлялось, как Билл, признав свою вину, делает шаг вперёд и протягивает запястья для наручников. Однако от Пайков я добился совершенно не той реакции, которую ожидал. На меня обрушилось всеобщая неприязнь.

— Сдаётся мне, — прошипел Роджер, — ты порешь совершеннейший вздор. Ни разу в жизни я ещё не был так возмущён. Тебя пригласили сегодня сюда, оказав большую любезность, а ты отплатил тем, что оскорбил близкого друга Сесили, саму Сесили и наше гостеприимство. Предлагаю тебе немедленно удалиться.

Эмили поднялась.

— Боюсь, вам придётся уйти, мистер Хьюблейн.

Я чувствовал смущение и неловкость. Всё вышло из-под контроля.

— Вы не понимаете, — произнёс я, указывая на Билла. — Этот молодой человек убил Уолтера Пайка. Убил при помощи электроники. Я могу доказать. Все внутренние органы Уолтера были смещены, тогда как на той извилистой дороге он не мог ехать со скоростью, способной причинить телу такие повреждения.

Хьюго, нетвёрдо стоявший на ногах, вцепился мне в руку. Должно быть, он ещё до моего прихода выдул стаканов шесть джина с тоником.

— Мистер Хьюблейн, — произнёс он, — нас не интересуют ни ваши безумные теории, ни что либо ещё, что вам взбредёт в голову ляпнуть. Здесь рады любому американцу, но думаю, в конечном счёте вы должны помнить, что боролись за отделение от Великобритании и что любые дальнейшие высказывания об английской жизни, которые, возможно, вам захочется сделать, не будут восприняты с любезностью. Должен просить вас уйти.

Билл, сидевший на диванчике рядом с Сесили, ухмыльнулся и помахал мне рукой.

Я был потрясён. Когда ты приезжаешь из Нью-Йорка, ты не сознаёшь, что для Англии двести лет американской истории это будто вчерашний день. В конце концов, Королева была прямым потомком Георга III, и англичане до сих пор психуют, когда мы отпускаем грубые замечания об их королевской семье прошлой или нынешней. Мне кажется, если бы вы пренебрежительно отозвались об Этельреде Неразумном, вас бы попросили покинуть комнату.

— Хорошо, — сказал я. — Но я отправляюсь прямиком в полицию. Я посажу этого парня под замок, где ему и место.

Пайки молча взирали на меня, будто могли вышвырнуть меня из дому стеной неприязни.

До дверей меня провожала Эмили. Я натянул свою нейлоновую куртку и собрался выйти в ночь. Снаружи было тепло и ароматно. Впрочем, издалека на меня уже веяло благоуханием нью-йоркских подмышек.

Когда я выходил, старая леди взяла меня за руку и улыбнулась. Это было довольно неожиданно.

— Вы очень проницательны, сказала она, — хоть и американец. Но не впутывайтесь в ещё большие неприятности. Не сообщайте в полицию. Оно того не стоит. Вы же знаете, что у вас нет никаких доказательств, а то радио, я уверена, уже сгинуло без следа. Будьте хорошим парнем, и пусть мёртвые псы остаются мёртвыми.

Я нахмурился.

— Миссис Пайк… вы понимаете, о чём просите?

— Конечно понимаю, мой дорогой. Ведь мы все его убили. Вся семья. Мы объединились с тем милым молодым музыкантом и сделали всё в точности, как вы расписали. Но вам никогда этого не доказать. Вот и всё. Уолтер был злобным, мстительным стариком, и получил по заслугам.

Я выудил сигарету и зажёг её. Мои руки дрожали.

— Спокойной ночи, мистер Хьюблейн, — сказала Эмили и закрыла за мной дверь.

Я затянулся и прошёл к своей машине. В небе висела охотничья луна и быстро проплывали облака. Последний раз взглянув на тёмную громаду дома Эмили Пайк, с его шелестящим плющом и шикарными воротами, я сел в машину и поехал назад к Брайтону. Я ощущал холод и беспомощность и начинал думать, что пришла пора возвращаться в Нью-Йорк. Пока не подхватил какую-нибудь смертельную болячку из обширных английских запасов.

 Перевод: Евгений Михайлович Лебедев

Номер для новобрачных

Graham Masterton, «Bridal Suite», 1980

Они прибыли в Шерман, Коннектикут, холодным осенним днём, когда шелестели хрусткие листья и весь мир казался усыпанным ржавчиной. Припарковали взятую на прокат «Кордобу» у крылечка и вышли из неё. Питер открыл багажник и вытащил чемоданы, ещё новые, с ярлычками из «Мэйси» в Уайт-Плейнс, пока Дженни стояла в своём пальто из овечьей шерсти, дрожа и улыбаясь. Была суббота, разгар дня, и они только что поженились.

Дом стоял в окружении сыплющих листвой деревьев, выбеленный погодой и молчаливый. Это был большой колониальный особняк, года 1820-го или около того, с выкрашенными в чёрное перилами, старым кучерским фонарём над дверью и выложенным плиткой каменным крыльцом. Вокруг раскинулись сбросившие листву молчаливые леса и скопища камней. Был заброшенный теннисный корт с намокшей сеткой и ржавыми столбиками. Сломанная газонокосилка была брошена среди вымахавшей травы, там, где садовник её оставил в какой-то незапамятный миг многие годы назад.

Стояла глубокая тишина. Пока не замрёте в Шермане, Коннектикут, хрустким осенним днём, вы и не знаете,