Знахарь - Александр Павлович Сапегин
— Жалко семь дней с моей ногой трястись в плацкарте.
— Хм-м, тоже верно, — кивнул поручик, — впрочем хозяин — барин. С другой стороны, даже с доплатой выйдет дешевле, чем лететь самолётом. Так, стрелок, дай-ка своё предписание.
Внимательно изучив документ ещё раз и чуть ли не попробовав бумагу на зуб, поручик вернул предписание Владимиру.
— С билетом я тебе помогу, стрелок, про «доплатить» никаких запретов не было. А теперь послушай моего бесплатного совета: беда пограничников в том, что вы ходите под гражданскими шпаками министерства финансов, а во всём остальном… особенно что касается перемещений по стране, сидите под крылышком управления военных сообщений. Как я посмотрю, твои бумаги составлялись не в Корпусе, а непосредственно в Минфине, — заскорузлый, прокуренный до желтизны палец ткнул куда-то в сторону нагрудного кармана кителя, в который Владимир сложил предписание, — там внизу виза и шифр отдела в секретариате министерства, который работает непосредственно с Корпусом пограничной стражи, но штафирки они и есть штафирки. Безмозглые канцелярские крысы. Составляй твоё предписание в Корпусе, ваши ВОСОшники сразу бы озаботились проездными документами и нарядом на заселение в гостиницу по прибытии тебя в Москву. Гражданские исполнители об этом просто не подумали, у них всё по линии губернских представительств идёт, а Корпус губернским чернильницам не подчиняется, тут они дали маху, только и ты игнорировать сию бумагу не можешь, — палец опять указал на карман. — Поэтому, мил человек, не сочти за труд, а сразу по прибытии скатайся в штаб Корпуса, прояви вежливость и отметься в комиссариате, а после уже кати в Минфин, так ты избежишь ненужных неприятностей, поверь мне. Я многое повидал на своём веку, и ты не первый у меня такой горемыка из числа тех, кому предписано ехать туда, не знаю куда. Нужные адреса я тебе сейчас распечатаю, не проворонь их по дороге, а то будешь метаться по Москве, а там патрули злые, столица же, без разговоров гребут в комендатуру, доказывай потом, что не верблюд. Посадят на губу на трое суток и будешь своей палкой решётки околачивать до посинения.
— Спасибо, — тяжело вздохнул Владимир, понимая, что судьба приготовила ему очередной квест.
— Спасибо на хлеб не намажешь, — буркнул поручик, подхватывая из принтера распечатку с нужными адресами. — Держи и топай ко второму окну, я сейчас свяжусь с кассиром, люксом покатишься, миллионер. Дохромать сможешь?
— Сюда же дошкандыбал.
— Ну-ну, — поручик не глядя щелчком выбил сигарету из лежащей на столе открытой пачки. — Ты там осторожней в Москве, стрелок. Ты ещё молодой и не знаешь, что башибузуки в штабах не чета китайским и японским налётчикам на границе. Узкоглазых хоть пристрелить можно, а эти нехорошие люди жизнь испортить могут так, что хоть караул кричи и под поезд кидайся, сожрут там тебя без соли и перца, — чиркнув зажигалкой, поручик глубоко затянулся. — Ты иди-иди, чего встал, кассир тебе уже прогулы ставит.
До поезда Владимир успел плотно пообедать и заскочить в близлежащий с вокзалом магазин, где прикупил себе пару лёгких хлопчатобумажных сорочек и штанов в поезд и несколько книг. Так-то у него в рюкзаке лежал планшет, но хотелось почитать чего-нибудь в бумаге. Чтение с экрана всё же не то. Нет в современных технологиях романтики шелеста страниц и манящего запаха типографской краски…
Люкс впечатлял. Пять купе на вагон, не считая купе проводника. Удобный диванчик, откидной столик напротив которого разместилась полуторная кровать, узкий пенал гардероба и персональная уборная с душевой кабинкой — гостиничный номер на колёсах! Ещё приятней поездку делали кондиционер с индивидуальными настройками, телевизор, радиоточка и небольшой холодильник. Жить можно, решил Владимир про себя. Конечно, цены на «Восточный экспресс» кусались, но и уровень комфорта не шёл ни в какое сравнение с другими поездами, кроя их как бык овцу. Полноценный ресторан, состоящий непосредственно из вагона-зала и вагона-кухни. Вагон-клуб, в котором можно провести вечер, сидя в удобном кресле с книгой в руках, играя в карты с другими пассажирами или музицируя на настоящих музыкальных инструментах, при условии умения играть на этих инструментах.
Люкс подразумевал завтрак и обед, включённые в стоимость билета, ужин и полдник отдавались на усмотрения пассажиров, многие из которых специально прихорашивались к вечернему променаду в ресторан и клуб. Опытным взглядом оценив наряды господ (спасибо мачехе за науку), Владимир предпочёл ужинать в одиночестве, заказывая лёгкие ужины в купе.
Помятуя кусачесть билетов, в экспрессе путешествовала публика с достатком выше среднего и совсем не от сохи, выражаясь эзоповым языком. Если на завтраке и обеде в ресторане работали законы демократии, допускавшие довольно-таки широкую вольность в нарядах посетителей, исключая, конечно, вульгарные шорты и футболки с майками, то вечером правило бал сословное общество и Владимир совершенно не горел желанием быть белой вороной на фоне дорогих костюмов дам и джентльменов, изображая нищего или бедного родственника в плебейском мундире стрелка пограничных войск ибо посетители в хлопчатобумажных костюмах вечером в ресторан не допускались, к тому же профитроли по цене пирожков из чистого золота грозили отъесть изрядную часть боевых выплат. Ну их к чёрту с такими ценами. К тому же люкс люксом, а одного умения различать с десяток ложек и вилок тоже недостаточно. Застольный этикет и умение непринуждённо поддерживать беседу на отвлечённые темы, говоря обо всём сразу и ни о чём, в частности, прошли мимо образования Владимира, став ещё одним барьером на пути в высшее общество скоростного экспресса.
Шух-шух-шух! Очередной комплекс придорожных сооружений тихо прошелестел за окном. Отпив подстывшего чая, Владимир вернулся к чтению. Пробежав взглядом по строчкам, он заложил палец на титульном листе и вновь посмотрел на обложку.
— «Россия от бронзовых топоров до ядерных ракет», — в сотый раз прочитал он. — Борис Александрович Рыбаков1. Да, наворотили предки в двадцатом веке.
Писал академик интересно, заставляя продумывать и проживать прочитанные строки внутри себя. Рыбаков продлял историю славян на несколько тысячелетий вглубь веков, с чем Владимир, окунаясь в память Ласки, соглашался без лишних споров. Жаль, автор в книге, по мнению Владимира, слишком мало внимания уделил седой древности и средним векам,
