Елена Руденко - ОЧЕНЬ ЖАРКИЙ ДЕНЬ

—  Чтоб ты сдох! — зло кричит Антуан.

Экран тухнет. Мы все замираем. Что ж, я ожидал этого!

—  Теперь мы можем надеяться только на себя, — говорю я.

Я замечаю, что нервы Филиппа на пределе.

—  Мы погибнем, — говорит он. — Лучше я сам убью себя!

Его рука нащупывает лазерный пистолет.

—  Отставить! — приказываю я.

—  Народ нас не бросит! — говорит Огюстен.

—  Да! — подтверждает Антуан.

Мой брат слишком хорошо думает о людях, а Антуан слиш­ком уверен в себе, в любви народа к нему.

—   Макс, попроси Мадлен не объявлять этот акт по теле­видению! — говорит Антуан.

—    Нет, — твердо возражаю я. — Я не могу подвергать Мадлен такой опасности!

На этом воцаряется молчание. Мы ждем атаки. Эти не­сколько секунд кажутся вечностью. Всё приведено в готов­ность. Пусть только сунутся. Уж наши приборы их встретят.

Мысли молниеносно проносятся у меня в голове. Я вспо­минаю об Оливье Молюссоне. Не понимаю, зачем он прихо­дил. Наш разговор был просто ни о чём!

Подумать только, Оливье мой сын. Об этом я узнал недав­но, совершенно случайно. Всё началось с того, что он вля­пался в пренеприятное происшествие. Мадлен попросила меня вызволить его. Ей не хотелось терять ценного сотрудни­ка. Да и компроматы были не нужны. Конечно, я прочитал сведения о нем и узнал, что он мой сын. Как в любовных романах. Ему я об этом не сказал. Зачем?

Ко мне приходила Кларисса, его мать, моя первая лю­бовь. Она благодарила меня за помощь. Наша встреча была теплой и дружеской. Её муж давно умер, сейчас Кларисса вновь собирается замуж. Она счастлива. Что ж, я очень рад.

В памяти всплывают картины. Я — молодой практикант юрист. И Кларисса — миленькая дочь хозяина. Роман был неизбежен. А что дальше? Её отец узнал об этом и, естествен­но, уволил меня. Клариссе быстро нашли жениха. Она писа­ла мне о сыне. но не называла ни его имени, ни фамилии своего мужа. Я писал ей, но ответа не получил.

Я хотел найти Клариссу. Но потом понял, что этого делать не стоит. У неё своя жизнь, своя семья. Зачем мешать. А потом я встретил Мадлен и забыл обо всем.

Загораются экраны. Воспоминания исчезают. Защита пять в действии. Все объекты, приближающиеся ближе, чем на десять метров, безжалостно уничтожаются лазерными лу­чами.

Я даю приказ Антуану уничтожить «радугой» Конвент.

О Боже! Экраны вдруг потухли. Все погрузилось во тьму. Черт, система энергосбережения! Но почему? Кто мог про­браться в Ратушу?

Я быстро встаю с места, достаю лазерный пистолет. Антуан рядом. Мы стоим спина к спине, повернувшись в пол-обо­рота к двери. У нас в руках пистолеты. Мы готовы убить каж­дого, кто войдет в дверь.

Я, Мадлен Ренар, ликую. Нет, это еще не победа. Но всё же. Какое удовольствие смотреть, как изменится лицо чело­века, желающего погибели моего дорогого Максимильена. Да, Тальен ввязался в этот чёртов переворот, чтобы спасти Терезу! Но какой ценой! Ценой жизни моего возлюбленного. Пусть знает, что я тоже готова на всё. Теперь мы с Тальеном поменялись местами.

Тереза со мной, в одном из кабинетов телецентра. Тут нас никто не побеспокоит.

Мой взгляд падает на какую-то жуткую картину. Господи, сколько раз приказывала Оливье не вывешивать свои «шедев­ры»! Они меня в могилу сведут! Если бы не его рейтинг, вы­кинула бы этого художника давно вместе со всеми картина­ми. Почему-то девушкам нравятся образы меланхоличных разгильдяев.

Я поворачиваю Терезу лицом к картине. Она вскрикивает.

Но где же Тальен? Где его черти носят!? Время идет. Ох, наконец-то! Тальен входит в кабинет. На его лице какое-то странное выражение безумства.

Я направляю на него луч прибора на поиск «жучков», всё чисто.

—  Тереза! — радостно восклицает Тальен.

Они бросаются друг другу навстречу, как подростки. Как Тереза отвратительна!

—  Трогательно, — смеюсь я. — А теперь к делу.

Тальен удивленно смотрит на меня.

Я указываю на браслеты Терезы. Потом снимаю с пояса маленький приборчик, напоминающий брелок для ключей.

—   В ваших интересах будет следовать моим указаниям, — говорю я, — иначе через вашу прелестницу пройдет ток. Я могу убить Терезу из любой точки мира.

Гражданин Тальен замирает. Ему нужно несколько се­кунд, чтобы понять смысл происходящего.

—  Вы это ради него? — спрашивает он изумленно. — Ради Робеспьера? Но ведь он вам безразличен!

—   Глупец! — хохочу я.

Да, идиот! Ну и что, что я не выставляю свои чувства на­показ, как глупышка Элеонор Дюпле. Да, я храню свои эмо­ции под маской надменности. Гордость не позволяет мне от­крыто выражать свою любовь. Но из-за этого моя страсть сильнее. Скрытые чувства ярче открытого выражения любви. Ради Макса я готова на всё. Если бы мне дали в руки писто­лет и сказали, убей Тальена, Карно, Коло д'Эрбуа, Фуше, прочих ублюдков, тогда Макс будет жить. О-о! Я бы не медлила!

Я спокойно делюсь с Тальеном этими мыслями.

—  Ты решил стать героем! — смеюсь я. — Спасти любимую от смерти, низвергнув жестокого тирана! Слащаво и роман­тично до тошноты. Да, все старушки рыдали бы от умиления.

—   Я вас понимаю, — робко произносит Тальен. — Но Те­реза не виновата.

—   Макс тоже не виновен в её аресте! — перебиваю я. — Глупый вы рогоносец!

—  Я пошел на это, чтобы спасти Терезу, — продолжает он.

—  Я тоже, чтобы спасти Макса!

Тальен вплотную подходит ко мне, нагибается надо мной, опираясь на ручки кресла.

—  А вдруг вы блефуете? — спрашивает он. — Сейчас мы с Терезой просто уйдем.

—  Да? — изумляюсь я.

Хм. похоже, надо переходить от слов к делу. я нажимаю кнопку. Тереза замирает на месте. её трясет. думаю, хва­тит. я отключаю «браслеты». Тереза падает в объятия мужа.

—   Неубедительно? — интересуюсь я с иронией. — Может, усилить заряд?

—   У меня тоже есть козырная карта! — вдруг восклицает Тальен. — Ваша незаменимая ведущая Светлана Лемус была схвачена! Мы можем предъявить ей обвинения. или даже убить.

Мне с большим трудом стоит сохранить спокойствие.

—   Не забывайте, — улыбаюсь я, — что условия диктую я, а не вы! Мне проще прикончить вашу милашку!

Мой тон и суровый взгляд не вызываю сомнений в моей решительности.

—  Хорошо, — соглашается Тальен, — гражданке Лемус не причинят вреда.

—   Не причинят вреда! — передразниваю я. — Я хочу, что­бы она была тут через пять минут!

—  Это невозможно! — Тальен чуть ли не плачет.

—  А что возможно? — спрашиваю я со смехом. — Вы ис­пытываете моё терпение!

—    Поймите! — с отчаянием восклицает он. — От меня мало что зависит! Теперь я ничего не могу сделать!

—   Ничего не можете сделать? — хохочу я. — А сегодня в Конвенте вы знали, что делать! Ведь это вы дали начало всей заварушке! Как пламенно вы восклицали «смерть тирану», размахивая кинжалом!

Тальен опускает голову, как напакостивший школьник.

—   Тогда вы придумали, что делать, — продолжаю я спо­койно. — Придумайте и теперь. Как я поняла, фантазия у вас пребогатая!

—  Я бессилен. но ради Терезы я. — бормочет Тальен.

—   Именно, ради Терезы, — говорю я. — Погибнет Макс, погибнет и она.

Тереза ревет, вцепившись мертвой хваткой в лацканы кос­тюма мужа. Тальен тоже всхлипывает. Как он жалок. Куда делся тот бравый герой, несколько часов назад блиставший на заседании? Хотя, сейчас он, действительно, бессилен. Я рано упиваюсь своей победой. Как же выгоднее использо­вать этого типа? Надо сообщить Максу.

—    Идите, — говорю я. — Ждите указаний. И никому ни слова о нашей беседе.

Тальен на руках выносит Терезу из кабинета. С какой лю­бовью он смотрит на эту ничтожную женщину. Я готова её уничтожить хоть сейчас. Из-за этой дряни погибает Макс — великий человек!

Я нажимаю на застежку сережки.

—   Макс, есть новости, — говорю я.

—  Да, Мадлен, — слышу я знакомый спокойный голос.

—    У меня Тереза Кабаррюс. Ради неё Тальен готов на всё! — я чувствую, что срываюсь на крик.

—  Молодец! — хватил меня Макс. — Я тебя люблю.

На этом связь прерывается. Я в шоке! Что произошло? Я сжимаю в руке пультик управления «браслетами». Если с Максом что-то случится, я прикончу шлюху Терезу.

Я, Максимильен Робеспьер, смотрю на дверь. Они вот- вот ворвутся. Дверь распахивается. Я нажимаю курок. Мы так просто не сдадимся. Смертоносный луч делает свое дело.

—  Тиран, ты должен умереть! — слышу я знакомый голос.

Это Оливье Молюссон. Мой внебрачный сын. Понятно,

Оливье меня ненавидит. Он среди них. Ясно, это он отклю­чил систему. Оливье был единственным, кого пропустили в Ратушу.

Я стреляю, стараясь не попасть в него. Оливье не стреля­ет. Не может решиться.

Луч лазера какого-то гвардейца задевает моё лицо. Боль, точно яркая вспышка. Я теряю сознание.

Я Антуан Сен-Жюст, мне 27 лет. Неужели это финал? Не­ужели всё. Как глупо, мы погибаем из-за этого придурка Оливье. Томный меланхоличный мальчик с телевидения, аж противно. Кому он только нравится?