Redrum 2018-2019 - Юлия Саймоназари
Кабана тем временем колотило все сильнее. Он пыхтел с остервенением, исступленно. Четырехногий монстр, частью которого он стал, с яростью елозил по земле, разбрасывая вокруг жирную черную землю.
Маркин, держась в темноте, смачно хекнул, завозился, чем-то шурша и щелкая. Запахло куревом, красные искры от сигареты полетели в темноту.
— Видишь, Кабан, — прошептал Маркин каким-то сдавленным голосом, — принципиальной разницы, считай, нет… Все такое же.
Он пыхнул сигаретой. Луч фонаря соскользнул в сторону, осветив, наконец, верхнюю часть многоногого существа… Костик глянул и оторопел. Его замутило.
— Ха-аа… — выдохнул Кабан и отвалился, отпал в сторону, как насосавшийся крови клещ.
— Ну, как? Хорошо? Я ж говорил — полегчает. Иначе — клянусь тебе, Кабан, я б тронулся.
— Хорошо… Черт, придурок ты, Маркин. Ей-богу, дебил… Да выруби уже! Батарейку посадишь! — рявкнул Кабан.
Маркин хохотнул и выключил фонарик. Темнота ослепила Костика. Преодолевая позывы тошноты, он кое-как, наощупь, отполз в сторону. Пока Кабан с Маркиным лениво переругивались, посмеиваясь и обсуждая что-то, он забрался поглубже в лесопосадку, забился в какой-то куст и там лежал, дрожа всем телом, как в лихорадке. Минут пять его трясло. Что-то кислое подступало к горлу, булькало и рвалось наружу. Костик сглатывал этот кислый ком, и снова боролся, чтобы не выпустить его наружу. Наконец, он справился с собой. Вытер лицо сухой травой и листьями. Что делать? Возвращаться назад? Страшно. На месте оставаться — тоже.
Согласно прежним, нормальным представлениям, выстроенная на кладбище землянка никак не могла претендовать на звание дома. Но, по сравнению с колючим и холодным ночным лесом, она была все же менее чужой. По крайней мере, до сих пор. Костик заплакал.
Он подождал, пока луч фонарика загорится снова, и пятно света, вскарабкавшись наверх из неглубокой ямы, заскользит по стволам и ветвям в обратном направлении. Нервно зевая, Костик двинулся вслед за ним, вяло откидывая рукой растительность, лезущую в лицо.
Небо уже начало незаметно сереть, когда он нырнул в теплое нутро землянки, поднял дрожащего со сна Веснушку, сдал ему дежурство и, укрывшись потеплее плащ-палаткой, привалился спать в дальнем от входа углу. Но, как бы крепко он ни зажмуривался, как ни щурил глаза, ни моргал — одна и та же картинка стояла перед ним, словно ее нарисовали или даже вытатуировали ему с внутренней стороны век — четко, ясно и в цвете: широко распахнутые глаза мертвой пятнадцатилетней девочки, ее бледный бескровный рот, разодранный толстым корявым мужским пальцем, белесые пятна какой-то жидкости на синюшной коже… И жирно сияющая потом морда Кабана — посоловелого, истомленного, с влажно блещущими из-под прикрытых век глазами — таким расслабленным Костик никого на войне ни разу не видел. «Какое-никакое, а развлечение, — бубнил Маркин где-то в Костиковой голове. — Если б не это, у меня б уже яйца лопнули…» Костик ушел в сон, как уходит под воду оглушенный волной утопленник — мгновенно опрокидываясь во тьму. Но даже из тьмы он продолжал видеть гигантские темные фигуры, окружившие яму, запавшие глаза мертвой девочки и нитеообразных белых червяков, которые, извиваясь и ерзая, вылезали из ее белков, щек, рта, сыпались с густых ресниц…
Все это ему, конечно, снилось.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Следующий день выдался для Костика тяжелым. Да и для всех. Артиллерия работала по поселку, не давая передышки. Снаряды рвались и на шоссе, и на окраину кладбища залетали. Хмурый Бизон безуспешно пытался связаться с командованием, понимая, впрочем, что смысла в его попытках нет: даже если связь волшебным образом и появится вдруг — в таком грохоте никто его не услышит. Надо ждать.
«Хорошо, хоть водой заранее запаслись», — ворчал Бизон.
Кабан, Маркин и Веснушка, притерпевшись к свисту снарядов, сели резаться в очко. Звали в игру и Бизона с Костиком. Но Бизон предпочел отсыпаться, а Костик не мог заставить себя смотреть товарищам в глаза. Отворачивался, делая вид, что приболел, кашлял — довольно фальшиво. Пытался спать, следуя примеру командира.
Но когда их общее укрытие сотрясалось от взрывной волны, и с потолка сыпался сухой мусор, земля и щепки — он ловил себя на том, что пялится на Маркина с Кабаном, одновременно замирая от ужаса, и всякий раз, когда они, почувствовав его взгляд, поворачивали в его сторону головы, отводил глаза: боялся снова увидеть тот жирный блеск в их глазах и лицах. Блеск и — нитеобразные извивающиеся белые хвостики червей…
«Червие на чрево… Смерть на живот… Живым — живое, мертвым — мертвое», — шептал кто-то прямо в ухо Костику и две странные коричневые фигуры — громадный мужчина и громадная женщина с пылающими красными глазами, раскинув руки, звали его из темноты. От фигур веяло жаром и уютом, и сладким запахом золы, и Костик поскуливал во сне от желания скорее броситься к ним в объятия, чтобы укрыли его, защитили своим теплом.
Под утро артиллерия стихла. Костик проснулся задолго до рассвета с непонятной тоской в сердце и обнаружил, что Бизон по-прежнему спит в блиндаже, завернувшись в одеяло, а Маркина, Веснушки и Кабана на месте нет.
Он поворочался с боку на бок. Духота и черные мысли одолевали его. Наконец, он решил выбраться наверх, подышать. У входа, загородив его, храпел Кабан, запрокинув вверх голову. В руках у него был автомат, а изо рта тянулась блестящая нитка слюны. Протискиваясь мимо, Костик оступился и задел плечо Кабана.
— Застрелю! — вскричал Кабан, распахнув глаза. — А, это ты?.. Че встал? Брысь отсюда! Иди…
Поведя мутными глазами, он забормотал, завозился, пристраиваясь снова спать. Костик вышел. Возвращаться в схрон он не рискнул. Так и просидел до света на мешках, привалившись спиной к стене окопа.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Второй раз он проснулся от холода. Нестерпимо чесалась правая ладонь. Костик глянул: возле большого пальца розовел мелкий пупырышек. Укусила, должно быть, какая-то зараза, пока он спал. Ковырнув зудящее пятно ногтем, Костик
