Требуха – китайский дракон - Михаил Северный
— Как я вас не люблю, дырки. Всё вам на месте не сидится, блядям. Всё ищете, где бы сесть на член и чем он больше тем лучше. Деревни вымерли, потому что шлюхи попёрли всем скопом в город садиться на пахнущие асфальтом городские члены рабочего люда.
Он плюнул в сторону и скривился.
— Но и рабочими членами вы брезгуете. Вымерло село, потому что бабье ушло нюхать члены в города, вы наверное думаете, что это кривые фиалки или блядские леденцы. Только леденцы от барыг вкуснее рабочих, да? Угадай, что случилось, дальше, дура?
«Не надо, — прошептала она, — не надо, пожалуйста».
Он развел руками и расправил крылья, такие огромные, что они закрыли солнце и воздух, и она закричала по-бабски громко и противно. Очкастому это не понравилось и он пнул ее больно по ягодице, боль прошлась по бедру, как молния:
— А ну заткнись и послушай, что умные люди говорят! Будешь хоть знать свою блядскую историю.
«Шизик, — подумала она — маньяк, и это его последняя, самая агрессивная стадия. Мишенька, ну где же ты?»
— Вижу, что отвлекаешься от урока. Могу устроить экзамен, где мой портфель?
Он огляделся по сторонам и руки развел:
— Нету. Дома забыл. Из-за тебя столько хлопот, необразованное бабское быдло. Так вот.
Он прошелся два шага вперёд — два назад, как старый учитель, и продолжил гнать свою ересь:
— В городе бабы забыли про рабочие члены и полюбили члены бандитские и барыжные. Что случилось дальше?
Он посмотрел на неё и взгляд у мужчины был совершенно сумасшедший, глаза острые как у волка и безжизненные как у мертвеца. Зрачок за разбитым стеклом рвался из стороны в сторону как бешеный зверь в клетке.
— Дура, — подытожил он и опять пнул девушку. — Вымер рабочий класс, как класс. Бабы не хватались за рабочие палки и палок новых не рождалось. Везде только барыги, барыги, барыги, барыги…
Он еще долго перечислял расхаживая взад-вперед и все повторял и повторял: «барыги, барыги, барыги».
— И бандиты, которые их грабили. А бабы трахают обоих! — закричал и расправил крылья на всю ширь, забил ими, закружил листья в череде маленьких листовых смерчей. Он смеялся и хватался руками за живот и пустил струю по штанам и темное пятно образовалось в промежности и пятно расплылось по правой ноге, а он все смеялся и смеялся, а потом вдруг замолк, сложил крылья и упав на неё схватил за горло обоими руками и придушил до звезд в глазах. Она захрипела вдыхая запах чеснока, дешевого одеколона и мокрой земли. Получила пощечину и тяжело задышала глотая воздух, а он уже вскочил на ноги и рассматривал её сверху. Слишком быстрый для своего возраста и слишком непредсказуемый, но Мишка с ним бы справился. Он бы избил его так, что тот до города бы бежал и сам бы в полицию сдался, так бы его Мишка избил.
— Думаешь идиллия? Нет, дура. Такие как ты и здесь всё испортили. Они уничтожили бандитов тем, что ушли к депутатам.
Очкастый вдруг метнулся и ударил ее ногой так сильно и в какое-то специально место на боку, наверное там где почки, что её выгнуло дугой от боли.
— Надоела тупая курица. Оглянись, дура! Ты видишь хоть одного бандита в округе? Да я их двадцать лет не вижу, ни одного малинового пиджака! И знаешь, что самое херовое?
Он наклонился над ней, дрожа от злобы:
— Я никогда не был одним из этих подвидов! Я на всю жизнь остался крестьянином в вымершем селе без баб. А теперь вы и депутатов решили кинуть, суки!
Он с таким страданием произнес это, будто сам был депутатом.
— И не вернётся к нам круговорот блядей, потому что в моде программисты! А у меня даже компьютера нет!
Он вдруг набросился на неё и начал бить по щекам, по голове — везде где доставал. Разбил губу, кровь потекла из носа и кожа болела от пощёчин. Она только молилась про себя, делала это как умела, представляла ангела с небес, окутанного сиянием, который улыбался и протягивал ей руку. И больше не будет боли, не будет страха и не будет Миши. Значит не судьба и можно уходить…
— Куда! Я тебе умру!
Её опять били по щекам и трясли за плечи:
— Успеешь сдохнуть, толстая! Поживи ещё!
Перекинул её через плечо, почти без сознания, она потяжелела и взлетел, унося жертву прочь. Из леса осторожно выглядывал лесной кабан, наверное был недоволен тем. что двуногие сделали с его домом.
* * *
— Убей, прошу.
— Ты еще не сдох? — вырвалось у меня. Мороз по коже от этой старой бабочки на кладбищенской булавке.
— Убей, — хрипел он, — больно. Будь человеком. Хоть сними отсюда, дай на земле сдохнуть.
Я шагнул вперёд и наступил в липкую лужу, сразу назад отпрыгнул и представил, как буду это тело обнимать и вверх тащить, чтобы как-то протянуть сквозь этот металлический прут. Дед тяжелый и будет орать от боли, и будет отталкивать меня, и я в конце концов буду весь в крови и блевотине умершего человека — доказательства для полиции неоспоримые. Подумал и трусливо отступил назад.
— Извини, постарайся умереть сам, а я кого-то вызову. Скорую или полицию.
— Не могу. Крылья держат, не дают сдохнуть.
Он поднял руку и попробовал дотянуться, схватиться за крыло, но не смог и рука упала.
— Хоть крыло вырви, прошу.
Мне реально было его жаль, но всегда есть «но».
— Помоги, прошу.
Кто-то летел. Я перестал думать о судьбе старика и прислушался. Хлопали крылья, очень большие крылья со стороны села и я уже видел фигуры далеко на горизонте. Они приближались и дед тоже услышал их. Прислушался и открыл пасть:
— Сюда! Он тут! Сюда!
Их было очень много и они свернули на звук, скорректировали полёт, а я побежал. Смех старика за спиной дал немного ускорения, но не форы.
«А-ха-ха! Он бежит к ЖД! А-ха-ха! Ловите его!»
Когда же ты сдохнешь!
* * *
— Сначала я хотел сломать тебе палец, но потом передумал! — кричал Юра Безотчества, подлетая к речке. — Решил оставить для Пещеры целенькую. И нужна ты живой и не заплаканной! Поэтому отнесу тебя в любимую свою дырку и обождёшь там!
Девка не отвечала, он встряхнул ее, сделал вид, что сейчас уронит вниз, но она даже не испугалась. Отключилась.
Пещера в которой он хранил свои сокровища была спрятана в скале за речкой. Очень удачно скрыта кустами, а зимой
